— Честно, будет жаль с тобой прощаться. Ты ведь подарил студии, актерам, всем нам огромную часть жизни, опыт, талант. Действительно, очень жаль, что так все выходит. — ровным и спокойным голосом произнес Грегори, в котором проскальзывала нотка искренней грусти. — Помню, когда только пришел на студию, то обомлел, что сразу начну работать с тобой! Ведь я смотрел все твои фильмы! А «Звездная гонка» очень долгое время для меня была примером «бадди-муви». Я был восхищен тем, как ты меняешься на площадке. Совсем иной человек, нежели в жизни. Как растворяешь в процессе и переживаешь путь каждого героя и даже статиста. Моему восхищению не было предела!
Гадо слушал, не выражая ни капли эмоций. Тоже отчетливо помнил то время, но никак не мог разделить восторг с новым продюсером.
— Тогда работа стала единственным утешением. Было проще находиться в чьем-то сценарии, быть в нем богом, расставляя игрушечных солдатиков по местам, нежели достойно пережить утрату. Я понимал, что этим не спасаю себя, а закапываю еще глубже, но делал это осознанно. Как определенный вид мазохизма — сделать себе еще больнее, чтобы заглушить ту боль. Но это не сработало…
— Мне очень жаль… — почти шепотом сказал Грегори.
— Мне тоже жаль, что я не ушел тогда, — добавил Гадо. — Зато потом работа стала моим наказанием, и вот к чему это все пришло. Некогда популярный кассовый режиссер с позором получает дешевый фильм и покидает кино навсегда.
— Такова новая жизнь…
— Это не то послевкусие, которое я бы хотел оставить после себя.
Стивенсон лишь едва заметно кивнул. Ком в горле не позволил ему завершить начатую мысль. А, впрочем, это уже не было нужно. Мистер Глэр поднялся со стула и покинул кабинет. Странное тяжелое ощущение осталось после. Грегори было трудно дышать, взять себя в руки. Стакан холодной воды не помог. Он развязал галстук, небрежно кинув его на пол, расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки и мигом покинул кабинет, в котором, казалось, закончился воздух.
15
Ночью Гадо не спалось. Снова сидел за монитором, просматривал записи из комнаты, но ничего интересного выбрать не мог. Проглядывая на перемотке, наблюдал за жизнью старика в небольшой комнате. Мужчина ненароком вспомнил Марту. Она очень любила подобные шоу, где камеры следят за жизнью людей. Переживала за них и свято верила в отсутствие сценария в подобных развлекательных программах. «А ведь даже у этого заключенного есть свой сценарий», — подумал про себя Глэр. Выключил запись и переключил на онлайн, заметил, что Чарльз тоже не спит. Налив две чашки кофе, направился к нему. Неловко постучал и открыл дверь, стараясь не пролить горячий напиток, прошел в комнату и быстро поставил чашки на тумбочку.
— Доброе утро, Чарльз. — улыбнулся Гадо.
— Я не пью кофе. Уже лет пять так точно! — недовольно выпалил мистер Бэннингтон.
— Завидую. Но никак не могу избавиться от вредной привычки. Кофе — моя беда. — неудачно отшутился режиссер.
— А моя беда — это память. — Чарльз явно был не в добром расположении духа. Гадо взял чашку и хотел только выйти, как Чарльз заговорил. — Жду, когда сдохну на потеху тебе. Знаю, что ты следишь за мной, и, похоже, тебе нравится подглядывать за дряхлым стариком. Так что завидовать мне не стоит! Хотелось бы делать всё что угодно, лишь бы не так, лишь бы не здесь. — хриплый голос Бэннингтона был спокойный и ровный, словно репетировал долго речь и выучил наизусть. — Но больше всего хочу к своей Эмме. Почему она ни разу не приходила? — тяжелый взгляд старика встретился с глазами Гадо, отчего тому стало неловко, но отвернуться у него не хватило духу.
— Чарльз… Скажу кое-что… — начал Глэр. Голос стал будто не его, дрожащий, холодный и глухой. — Эммы больше нет. Уже несколько месяцев… — сказал и закрыл веки. Смотреть в глаза мистера Бэннингтона больше не мог.
— Что ты несешь? — вдруг вскрикнул Чарльз. — Она же совсем недавно провожала меня в ту никчемную больницу! — с каждым словом голос становился громче.
— Не знаю… — прошептал Глэр. — Но она умерла в июне. Думал, ты знаешь…
— Ты врешь! Ты врешь! — зашипел Чарльз, — Моя Эмма сейчас готовит изумительный завтрак, делает хрустящие тосты, заваривает чай, потому что ее тоже воротит от кофе! От твоего горького кофе! — старик махнул рукой, и разом чашка с кофе упала на пол и разбилась. — Приготовит бекон и яичницу, а мне нарежет фрукты, потому что я не привык завтракать! А затем уйдет по домашним делам, ведь любит, чтобы я приходил в уютный дом! — продолжал кричать мистер Бэннингтон.
Послышалось, как дергается дверная ручка, и испуганная Грейси вошла в комнату.
— Эмма… Анна… — в глазах Чарльза мелькнула небольшая радость и мигом испарилась.
— Что происходит? — спросила девушка.
— Уже ничего, уходим, — сказал тот и, взяв медсестру под руку, вывел ее из комнаты, закрыв за собой дверь.
16