Так освобождение наполнило сердце Хурина еще большей горечью. Он покинул Хифлум и поднялся в горы. Там узрел он вдалеке, меж туч, вершины Криссаэгрима и вспомнил Тургона, и возжелал вернуться в потаенное королевство Гондолин. И вот спустился он с Эред Вэтрина, не ведая, что за каждым его шагом следят Морготовы твари; переправясь бродом Бритиах, что на Сирионе, пришел он в Димбар и очутился у мрачного подножья Эхориата. Весь этот край был холоден и пуст; и безнадежно озирался Хурин, стоя у огромного каменного водопада, под отвесной скальной стеной; не знал он, что только это и осталось от древней Дороги Спасения: Иссохшая Река была перекрыта, а сводчатые врата обрушены. Тогда Хурин взглянул в серое небо, надеясь, что снова, как некогда в юности, узрит там орлов, но увидал лишь тени, гонимые ветром с востока, и тучи, клубящиеся вокруг недоступных пиков; и услыхал лишь свист и шипение ветра среди камней.
Однако великие орлы были сейчас вдвое настороже и отлично разглядели далеко внизу Хурина, затерявшегося в сумеречной дымке; и сам Торондор немедля отнес эту весть Тургону, ибо счел ее важной. Тургон же молвил: "Неужто Моргот спит? Вы обознались."
– О нет, – возразил Торондор. – Если б Орлы Манвэ могли так ошибаться, давно бы уже, о король, тайна твоя была бы раскрыта.
– Значит, речи твои сулят лихо, – отвечал Тургон, – ибо это может означать лишь одно. Даже Хурин склонился пред волей Моргота. Сердце мое закрыто.
Торондор удалился, а Тургон долго сидел, задумавшись, и смутился, припомнив деяния Хурина из Дор-Ломина; сердце его открылось, и он послал к орлам с просьбой сыскать Хурина и, буде то возможно, принести его в Гондолин. Но было поздно, и никогда больше не увидели они его,. при свете ли дня, во тьме ли.
Ибо Хурин стоял в отчаянье пред безмолвными скалами Эхориата, и заходящее солнце, пробившись сквозь тучи, окрасило алым его седые волосы. Тогда он громко закричал, не боясь, что его услышат, и проклял безжалостный край; и вот, встав на краю пропасти, воззвал он громко, глядя туда, где был Гондолин: "Тургон, о Тургон, припомни Топи Серех! О Тургон, неужто не слышишь ты меня в потаенных своих чертогах?" Но ни звука не было в ответ, лишь ветер свистел в иссохших травах. "Вот так же свистел он тогда на рассвете в Топях!" – молвил Хурин, и в этот миг солнце село за Теневым Хребтом, тьма объяла его, ветер стих, и безмолвны стали пустынные земли.
Были, однако, уши, что слышали слова Хурина, и вскоре весть о том дошла на север, к Черному Трону; и усмехнулся Моргот, ибо знал теперь достоверно, где находятся владения Тургона, хоть и ни один его соглядатай не смог до сих пор, благодаря орлам, пробраться в край за Окружные Горы. Таково было первое лихо, причиненное освобожденьем Хурина.
Когда опустилась тьма. Хурин сошел со скалы и забылся тяжелым горьким сном. Но во сне услыхал он рыдания Морвен и голос ее, звавший его по имени; и показалось Хурину, что голос исходит из Брефиля. С наступлением дня пробудился он, встал и двинулся назад, к Бритиаху; и пройдя по краю Брефиля, к ночи пришел к Перекрестью Тэйглина. Ночные стражи видели его, но ужас овладел ими, ибо решили они, что видят призрак из древнего кургана, что бродит, окутанный тьмой; посему Хурина не задержали, и он пришел наконец туда, где был сожжен Глаурунг, и увидел высокий камень, стоявший на краю Кабед Наэрамарта.
Хурин, однако, не смотрел на камень, ибо слишком хорошо знал, что там выбито; и увидел он, что не один здесь. В тени камня, склоня голову на колени, сидела женщина; и в то время, как Хурин молча стоял над нею, она отбросила капюшон и открыла лицо. Была она седой и старой, но внезапно взгляд ее встретился со взглядом Хурина, и он узнал ее; ибо, хоть глаза ее были безумны и полны страха, в них все еще сиял свет, за который в былые годы ее звали Эледвен, самой прекрасной и гордой среди смертных женщин Древности.
– Наконец-то ты пришел, – молвила она. – Я слишком долго ждала.
– Путь был темен, – отвечал он. – Я пришел, когда смог.
– Слишком поздно, – сказала Морвен. – Они погибли.
– Знаю, – сказал он. – Но ты-то жива.
– Жизнь моя на исходе, – молвила Морвен. – Уйдет солнце, уйду и я. Времени осталось мало, поведай же мне – как отыскала она его?