Сильмариллион

Братьям пришлось отступить в Хитлум и укрепиться там. Моргот, у которого теперь появился заложник, предложил эльфам в обмен на его жизнь немедленно прекратить войну и убираться на Запад, а если им это не по нраву, пусть уходят подальше в южные земли. Сыновья Феанора хорошо понимали – что бы они ни сделали, Моргот может и не освободить Маэдроса; к тому же прекратить войну означало нарушить данную ими клятву. На предложения Врага последовал отказ. И тогда Моргот повесил Маэдроса за запястье правой руки над пропастью, на высокой скале, защищавшей Тангородрим.

* * *

Первый восход Луны совпал с вестями о Финголфине, преодолевшем льды и вступавшем в Среднеземье. А когда он уже приближался к Митриму, на Западе в нестерпимом блеске поднялось из-за горизонта невиданное светило – это впервые всходило над миром Солнце. Навстречу ему развернулись голубые и серебряные знамена, запели трубы. Под ногами эльфов из земли тянулись вверх ростки, покрывались бутонами и расцветали прекрасными цветами. В мир пришел Свет, и кончились Века Звезд.

Великий Свет обратил в бегство толпы Моргота. Финголфин, не встречая сопротивления, миновал крепости Дор Дэйделота – враги словно сквозь землю провалились (а так оно и было на самом деле). Эльфы подошли к воротам Ангбанда и учинили великий шум, ударяя мечами о щиты и трубя в трубы. От этих звуков дрожали стены башен. Услышал их сквозь муки Маэдрос и вскричал громко, но голос его поглотили каменные толщи.

Рассудительный и осторожный Финголфин вскоре покинул Дор Дэйделот. Народ его, утомленный тяжелым походом, нуждался в отдыхе. Понимал Финголфин, что твердыню Ангбанда не сокрушить звуками труб, а коварный Моргот способен на все. Поэтому повернул он эльфов назад и повел к Митриму. Рассказывали, что там обосновались сыновья Феанора, да и Сумеречные горы показались предводителю надежным щитом от Врага. Придя в Хитлум, он встал на северных берегах озера. После великих потерь и страданий ледового пути никаких теплых чувств к Дому Феанора вновь прибывшие не испытывали, считая сыновей равно повинными в делах отца. Вот-вот могла вспыхнуть междоусобица. Но даже теперь, после гибельного перехода, народы Финголфина и Финрода, сына Финарфина, оставались многочисленнее пришедших с Феанором. Они заняли лагерь на северном берегу, а сыновья Феанора перенесли свой на южный берег, так что теперь озеро разделяло их. Многие в народе Феанора стыдились предательства, невольными соучастниками которого они оказались в Лосгаре; переход брошенных ими бывших друзей по Льдам Севера достоин был изумления; они с радостью бы приветствовали отважных соотечественников, но от стыда не смели.

Сказывалось проклятие, лежащее на Нолдорах. Время шло, эльфы упустили момент, когда Моргот колебался, а его полчища пребывали в страхе и растерянности под взглядом нового светила. Правда, Моргот быстро пришел в себя. Он узрел раздор в стане своих врагов и расхохотался. По его приказу в копях Ангбанда срочно изготовили огромные дымы, и вот они поползли с вершин Железных гор, и даже из долин Митрима видны были зловещие пятна, скрывающие яркие небеса первых рассветов земли. Восточный ветер гнал их в сторону Хитлума, и тогда меркло солнце, а долины, ущелья и воды Митрима окутывал мрачный, ядовитый саван. Враг готовился к войне. Днем и ночью содрогалась земля от грохота подземных кузниц Моргота. Пока не поздно, доблестный Фингон, сын Финголфина, решил положить конец вражде, разделившей народ Нолдоров. Давным-давно, в блаженные времена, когда Мелькор пребывал в заточении, а ложь еще не отравила Благословенный Край, был у Фингона близкий друг Маэдрос. Не ведал Фингон, что Маэдрос совсем недавно вспоминал друга, глядя на пылавшие корабли. Один, ни с кем не советуясь, отправился Фингон на поиски Маэдроса, и подвиг его по достоинству прославлен среди других великих дел вождей Нолдоров.