Тогда Эол встретился взглядом с королем Тургоном и, нисколько не укрощенный, долго стоял неподвижно, не говоря ни слова. Глубокое молчание воцарилось в зале, и страх охватил Арэдель, ибо знала она, что муж ее опасен в гневе. Вдруг, молниеносно, словно бросок змеи, Эол выхватил дротик, что прятал под плащом, и метнул его в Маэглина со словами: «Второй путь выбираю я для себя и своего сына! Тебе не достанется то, что принадлежит мне!»
Но Арэдель заслонила сына, и дротик ранил ее в плечо. Тотчас же был схвачен Эол, закован в цепи и уведен; прочие же принялись ухаживать за Арэделью. И Маэглин проводил взглядом отца своего, не говоря ни слова.
И назначено было Эолу на следующий день предстать перед королевским судом; и Арэдель с Идрилью уговорили Тургона явить милосердие. Но к вечеру ослабела Арэдель, хотя рана казалась неглубокой; тьма обступила ее, она лишилась чувств и ночью умерла: острие дротика было отравлено, и узнали об этом слишком поздно.
Потому, когда Эол предстал перед Тургоном, не встретил он снисхождения: и отвели Эола к Карагдуру, обрыву в черных скалах на северном склоне холма Гондолин, чтобы сбросить его вниз с отвесной стены города. И Маэглин стоял тут же, ни слова не говоря; но в последний миг воскликнул Эол: «Так значит, отрекаешься ты от отца и родни его, о сын, рожденный в злой час! Здесь обратятся в прах все твои упования, и да умрешь ты здесь той же смертью, что и я!»
Тогда сбросили Эола с Карагдура, и так встретил он свой конец. Все жители Гондолина нашли приговор справедливым, однако Идриль встревожилась, и с этого дня в сердце ее поселилось недоверие к родичу. Но Маэглин возвеличен был среди гондолиндрим и немалого достиг: все превозносили его, и король осыпал его милостями; охотно и быстро постигал Маэглин то, чему учили его, но и сам мог научить многому. Собрал он вокруг себя тех, что склонны были к кузнечному ремеслу и горному делу, и разведал он Эхориат (то есть Окружные горы), и нашел богатые залежи разнообразных металлов. Выше всего ценил он твердое железо шахты Ангхабар в северной части гор Эхориат; там немало добыл он руды и в изобилии выковал металла и стали, так что острее и мощней стало оружие гондолиндрим, и это сослужило им добрую службу в последующие дни. Мудрые, осмотрительные советы подавал Маэглин, и в то же время в час нужды являл бесстрашие и отвагу. Все убедились в том, когда, в черный год Нирнаэт Арноэдиад, Тургон открыл ворота и выступил с войском на север, на помощь Фингону, Маэглин же не пожелал остаться в Гондолине наместником короля, но отправился на войну, и сражался бок о бок с Тургоном, и показал себя яростным и бесстрашным воином.
Так судьба Маэглина, казалось, сложилась вполне счастливо: он возвысился среди нолдорских владык и в самом прославленном из эльфийских королевств одному лишь уступал в величии. Но сердца своего Маэглин не открыл никому, и хранил молчание, если не все шло так, как хотелось ему, и таил свои думы, – мало кто мог прочесть их, кроме Идрили Келебриндал. Ибо с первых дней пребывания Маэглина в Гондолине терзала его тоска, с каждым днем все сильнее, и лишала его радости: он полюбил прекрасную Идриль и втайне мечтал о ней, но безнадежно. Эльдар не заключали браков между родичами столь близкими, да прежде никто и не желал того. Как бы то ни было, Идриль ничуть не любила Маэглина, а, зная его помыслы о ней, не могла побороть растущей неприязни. Ибо это чувство казалось ей в нем непонятным и искаженным; таковым находили его впредь все эльдар: то были горькие плоды Братоубийства; так тень проклятия Мандоса пала на последнюю надежду нолдор. Но шли годы; Маэглин все следил взором за Идрилью и выжидал, и в сердце его любовь обратилась в тьму. Тем более тщился он настоять на своем в других делах и не боялся ни труда, ни тягот, если таким путем обретал власть.
Так было в Гондолине; так, в безмятежные дни королевства, осиянного славой, посеяно было черное семя зла.
О приходе людей на Запад
Когда миновало триста и более лет с тех пор, как нолдор пришли в Белерианд, во времена Долгого Мира Финрод Фелагунд, правитель Нарготронда, отправился на охоту вместе с Маглором и Маэдросом, сыновьями Феанора, к востоку от реки Сирион. Но погоня за дичью утомила его, и, отстав от спутников, проехал король к горам Эред Линдон, мерцающим вдали, и, двинувшись по Гномьему тракту, пересек Гелион у брода Сарн Атрад, свернул к югу за верховьями Аскара и оказался в северной части Оссирианда.
И в долине среди предгорий, близ родников Талоса, различил он огни в вечернем сумраке и издалека заслышал пение. Весьма изумился Финрод, ибо Зеленые эльфы тех мест не разводили костров и не пели по ночам. Сперва испугался Финрод, что отряд орков прорвался сквозь кольцо осады Севера, но, подъехав ближе, понял, что это не так: песня звучала на языке, доселе ему неведомом, непохожем на наречие гномов или орков. Тогда Фелагунд, молча стоявший среди деревьев, укрытых ночным мраком, взглянул вниз, на лагерь в долине, и взору его предстали незнакомые существа.