Голова мальчишки последний раз показалась над водой. И исчезла за солнечными бликами. Смурт рванул поводья и погнал коня вниз, вдоль быстрых вод реки.
Трех всадников течение будет нести гораздо медленнее, чем легкого мальчишку и расстояние между ними будет только увеличиваться, тогда как по берегу они догонят раненного очень быстро.
Отряд проскакал крутой поворот и почти пронесся было мимо, когда один из солдат обратил внимание Смурта на противоположный берег.
В этом месте обрыв был более пологим, и выбраться из воды не составляло особого труда. Там же виднелись и многочисленные труды в подтверждение того, что именно тут из воды выбрались: мягкая грязь изрыта и перемешана, на тростнике вокруг следы крови.
Преследователи легко выбрались тем же путем, что и жертва и помчались сквозь редкий лес. Они рыскали вдоль и поперек какое-то время, гоняя лошадей взад и вперед, пока к Смурту не закралось сомнение. Как бы быстро не бегал мальчишка, раненный, от лошадей он уйти далеко не мог, а следы кончались там же, где и начинались: на берегу. Так куда он мог деться? Улететь? Если ты умеешь летать, станешь ли ты барахтаться в реке и ждать, пока тебе в спину пустят стрелу? А если не умеешь, куда ты можешь деться в редком лесу, истекающий кровью и не оставляющий следов?
— Назад! — советник рванул обратно к берегу, по которому не так давно карабкался. Слез с лошади и принялся изучать следы на рыхлой земле, порядком затоптанные им самим и его людьми. Спустя какое-то время он со злостью вскочил на коня и вонзил пятки сапог в бока животному.
Мальчишка не выходил на берег. Не выходил туда, где они его искали. И Смурт снова упустил свой шанс. Мальчишка оказался умнее советника короля. Но вот об этом дару как раз знать не стоило.
Река вынесла Тайгу на берег, когда делала очередной поворот. Обессилившая, замерзшая в холодной воде, она долго лежала на солнце на правом боку, стараясь согреться и не двигаться, чтобы не тревожить плечо. Ей даже было сейчас все равно, гонится за ней кто-то или нет. Идти она не могла. Сил не было совсем. Она несколько раз пыталась выбраться из быстрого течения, карабкаясь на берег, но ее сносило снова и снова, когда, казалось, что она почти уже вылезла. Если бы река сама не отпустила свою жертву, Тáйга просто утонула бы, обессилев.
Когда зубы перестали стучать, она попыталась отломить наконечник, торчащий чуть пониже ключицы.
Стрела прошла насквозь и казалась хрупкой, но, как только она дотрагивалась до нее, дикая боль в плече заставляла бросать эту затею. Даже напрягшись и заревев от боли и отчаяния, она не смогла переломить наконечник. И снова рухнула на липкую грязь берега.
— Может, так оно и лучше, — девушка тихо прошептала про себя. — Кровь будет меньше идти.
Казалось, стрела затыкает собой рану, словно пробка бутылку — вынь ее и вся кровь уйдет, вместе с жизнью. А жить Тáйга собиралась еще долго.
Она встала на колени и поползла прочь от реки, опираясь на здоровую руку, затем встала и, шатаясь словно колокол, зашагала вперед. Ей нужна была помощь. Люди, живущие поблизости, кто угодно. Вытащить стрелу, промыть и перевязать рану. И она пойдет дальше. Она не обладала обширными познаниеми в ранах, но стрела торчала аккурат под костью, не задевая ее. А мясо всегда новое нарастет. Так говорил отец, когда она приходила домой с очередной ссадиной. Она привыкла к ноющей боли, находила положение для руки и, если ненароком не задевать ее и не двигать, то почти ничего не чувствовалось.
Ее больше пугала красная струйка, все время сочащаяся из раны. И отсутствие поселений. Ни одной хижины или дома, ни одного поля. Кузнец говорил, что должны быть деревни. Но кто знает, сколько до них идти?
Пройдя приличное расстояние, она так и не встретила никого на пути. Не натолкнулась даже на следы дороги. Она сняла с себя грязную рубаху, перепачканную углем и кое-как перетянула руку, чтобы не беспокоить лишний раз.
Только к вечеру, когда повеяло прохладой и трава намокла от росы, стало хуже. Тáйга оторвала молодой коры и жевала ее, пока не отключилась.
К утру ее стало лихорадить. Очень хотелось остаться и не двигаться, но она понимала, что надо идти. На плечо она уже не смотрела. Черные тряпки коробились от крови. Упрямо топая вперед, к ночи она совсем выбилась из сил. Это уже был не сон. Тяжкое забытье, из которого невозможно выбраться.
Тáйга металась и кричала, чтобы очнуться. Если она останется лежать, то умрет прямо здесь, где ее никто никогда не найдет. Если она не выйдет из этого плена… но мысли терялись в жарком пепле. Казалось, она медленно горела, поджаривалась на каком-то огромном костре. Потом ее словно окатили холодной водой. Такой холодной, что она решила, что снова плывет по реке. И снова огонь. Это превратилось в круговорот в какой-то бесконечности. Она открывала глаза, но видела все тот же серый туман вокруг. И ей все казалось, что ее куда-то тащут, с болью, обдирая кожу, доводя до костей.