Сильная. Желанная. Ничья

— Куда вы сворачиваете на перекрестке? — произносит она.

— Я еду прямо. Подпольный клуб находится за зелеными воротами. Снаружи дом выглядит, как загородный ресторан или дом отдыха. Участок ухоженный, дорожки сделаны из рваного камня. Там еще есть собака… Адрес я вспомнила, это промзона на Южном обходе.

— Отлично. Какой собака породы?

— Дворняга. Крупная, черная. Она рвется с цепи, но я тороплюсь войти в дверь.

— Это парадный вход?

— Нет, вход запасной. Торец здания. Прохожу коридор, иду на звуки мужских голосов. Вижу Олега и Зорина. Там еще один человек — он почти не говорит, шепчет что-то, но я не могу разобрать. Бьет Олега и Зорина по лицу и приказывает все здесь убрать.

— Что вы делаете потом, Тамила?

— Я потихоньку выхожу, но дверь скрипит, привлекая внимание. Олег идет следом за мной, молит о прощении, касается меня, гладит по голове, плачет…

— Тами, почувствуйте его касания. Как он вас трогает и что говорит?

Я вижу! Его испуганные, потухшие глаза, обжигающие прикосновения. Олег сжимает мои предплечья и сверлит взглядом. От него исходит неприятный жар — смесь пота, духов и крови. Мерзкий запах, от которого хочется отвернуться. Я помню, как хотела поскорее сбросить его потные горячие руки со своих плеч, умыть лицо от прикосновения его пальцев. Убежать, отмыться, не видеть, не слышать и не касаться его жизни… Очевидно, ощущение было столь неприятным, что психика беспрекословно приняла посыл и вытеснила его из памяти. Просто стерла.

— Тами, слушай внимательно, — шепчет он. — Сейф находится в коридоре. Седьмая половица от правого угла. Поддень ее чем-то и увидишь сейф.

— Поняла, значит, он под полом?

— Да. Код семь семнадцать двадцать семь. Запомнила?

— Да.

— Там компромат на влиятельных людей, паспорта для нас, оформленные на чужие фамилии и деньги. Очень много денег.

— Тебе придется скрыться?

— Пока не знаю. Бегство для слабых. Попробую решить свои проблемы.

— А что нужно делать мне? Не втягивай меня в свои дела, Олег. Я не хочу иметь к тебе и к… этому какое-то отношение.

— Уезжайте с Сонечкой. Бери паспорта и часть денег и… уезжайте. Я потом с вами свяжусь… В условленном месте.

— Зачем ты меня вызвал сюда?

— Думал, что смогу незаметно уехать, но… не вышло. Уезжай!

— Я подумаю, Олег. Но лучше будет, если ты просто оставишь нас с Софико в покое.

Нестеров молчит, словно обдумывает, как ему нужно поступить? Как для него лучше? Зачем он вообще меня сюда вызвал? Я набираю в легкие воздух, чтобы выразить Олегу негодование, но застываю на месте: в дверях появляется Зорин. Он смотрит на меня, а я — на него… Испуганный, потный, именно таким я его вижу. И именно этот взгляд я запомнила, когда мы пришли с Вацлавом к нему в кабинет. Тот же взгляд и человек, на которого он смотрел… тот же.

— Уходи скорее, Тами, — шепчет Олег, а я послушно бегу к воротам, слыша оглушительный, рвущийся в спину собачий лай… И на короткий миг оглядываюсь, замечая в свете уличного фонаря того самого высокого сильного человека. Он был в той комнате. Черные волосы, аккуратная бородка, карие жгучие глаза. Все такое знакомое… Сейчас знакомое. Тот мужчина… третий — мой муж Вацлав Черниговский.

— Тами, скажите, что вы видите?

— Ничего. Новых воспоминаний нет. — Голос слабеет и надламывается.

Нина Алексеевна бледнеет и открывает рот от удивления — я вышла из транса. Оглушенная воспоминаниями, обескураженная, раздавленная… Сколько времени нужно человеку, чтобы понять, что его нет? Его жизни нет — она фарс, ложь, притворство, чудовищная манипуляция, обман… Не знаю, но мне хватило трех сеансов гипноза…

Глава 40

Тамила

— Тамилочка, говорите. Я же вижу — вы что-то вспомнили. — Настаивает Добровольская.

— Н-нет… Воспоминания об этом ужасе всегда навевают… тоску. К сожалению, ничего. Пока ничего, но я надеюсь все вспомнить на следующем сеансе. — Криво улыбаюсь.

Плохая из меня актриса… Никчемная — если уж быть совсем честной. Добровольская кивает и улыбается, однако, сейчас ее улыбка кажется мне лицемерной. Наверняка стоит мне уйти, она бросится звонить Вацлаву. Этому мерзавцу, убийце и извращенцу!

— До встречи, Нина Алексеевна, — набрасываю пальто, обуваюсь и, слегка пошатываясь, бреду к выходу. Надо поехать к мужу. Нельзя оставлять все так. И на самотек пускать тоже нельзя — наши с Сонечкой жизни в опасности. А если я признаюсь, что вспомнила? Он распорядится убить меня прямо в своем кабинете? Прикажет Огневу найти головорезов? Ха! А зачем их искать? Он позвонит людям Хлыщева и попросит возобновить слежку за мной. Свести меня с ума — вот что он хочет. А потом признать недееспособной и поместить в закрытую психиатрическую лечебницу на правах мужа. Хитро и так… умно. Браво, Вацлав Александрович, вы избрали мудрую тактику. Втереться врагу (то есть мне) в доверие, жениться, влезть под кожу… Черт, как же я могла поверить? Кто я и кто он? Права была Стелла — он слишком хорош для меня. Слишком умный, красивый, изобретательный. А я… обыкновенная дура. Простая, как грузинская лепешка.