Сильнее денег

После того, как я завез Криди в ресторан, где его поджидала жена, а Джека – к нему на квартиру, было уже поздно ехать домой, чтобы затем снова пересекать весь город и в десять часов встретиться с Риммой.

Я позвонил Сарите и сказал ей, что заеду в контору, так как Криди нужны некоторые цифровые данные для статьи, которую он сейчас пишет. Я добавил, что где-нибудь перекушу вместе с Криди и не знаю, когда вернусь домой. Мне казалась омерзительной эта ложь, но иного выхода у меня не было, я не мог сказать жене правду.

В вестибюль гостиницы «Келлоуэй-отель» я вошел в самом начале одиннадцатого.

За конторкой дежурного администратора сидел старик-негр. У дверей торчала пропылившаяся пальма, здесь же стояли пять бамбуковых стульев – они выглядели так, словно на них никто никогда не садился. Все дышало убожеством и запустением.

Я остановился и осмотрелся.

В углу, в единственном кожаном кресле, сидела плохо одетая женщина. Она не сводила с меня глаз, из уголка густо накрашенных губ свисала сигарета.

Это была Римма, но я не сразу узнал ее. Коротко подстриженные волосы были уже не серебристого, а кирпично-красного оттенка. На ней был поношенный черный костюм и застиранная и вылинявшая зеленая блузка.

Чувствуя на себе пристальный взгляд старика-негра, я пересек вестибюль и подошел к Римме. Мы смотрели друг на друга. Ее отекшее лицо покрывала нездоровая бледность, она выглядела старше своих тридцати лет. Пятна дешевых румян если и могли кого-то обмануть, так, вероятно, только ее самое. Выражение глаз – равнодушных, выцветших глаз уличной женщины – было мрачным, они напоминали камешки, брошенные в черно-синие чернила. Я с содроганием отметил про себя, как сильно она изменилась за это время. Разговаривая с ней по телефону, я мысленно представлял ее такой, какой видел в последний раз.

Я заметил, что ее глаза быстро пробежали по моему костюму, ботинкам, потом остановились на лице.

– Хэлло, Джефф! Давненько мы не виделись.

– Давай-ка лучше пойдем куда-нибудь, где можно поговорить, – сказал я внезапно охрипшим голосом.

Римма удивленно подняла брови.

– Я не хочу тебя ставить в неудобное положение, ты теперь большой человек. Если твои богатые дружки встретят тебя в моем обществе, они черт знает что подумают.

– Да, но тут невозможно разговаривать. Пойдем посидим в машине.

Римма отрицательно покачала головой.

– Будем говорить здесь. Не обращай внимания на Джо. Он глухой, как столб. Ты не закажешь мне что-нибудь выпить?

– Можешь заказывать себе все, что твоей душе угодно.

Она встала, подошла к конторке администратора (негр, хмурясь, отодвинулся от нее) и нажала кнопку звонка.

Откуда-то появился рослый полный итальянец с жирными черными волосами и густой щетиной на подбородке. На нем была грязная ковбойка и еще более грязные фланелевые брюки.

– Тонни, бутылку виски, два стакана и графин содовой, – распорядилась Римма. – Да поживее.

Итальянец мрачно взглянул на Римму.

– А кто будет платить?

Римма кивком указала на меня.

– Он… Поторапливайся.

Черные, налитые кровью глаза итальянца на мгновение задержались на мне. Он кивнул и скрылся в глубине холла.

Я пододвинул к креслу Риммы бамбуковый стул и сел так, чтобы видеть вход в вестибюль.

Римма вернулась на свое место. Пока она шла, я успел заметить и ее порванные чулки, и донельзя изношенные, чудом державшиеся на ногах туфли.

– Ну, прямо-таки как старые добрые времена, правда? – заметила она, усаживаясь. – Только ты теперь женатый человек. – Римма вынула сигареты, снова закурила и выпустила дым через нос. – Ты не потерял времени даром, особенно если учесть, что мог бы все эти годы торчать за тюремной решеткой, а то и гнить в земле где-нибудь в уголке тюремного двора.

Итальянец принес виски. Я уплатил, и он, бросив на меня пристальный взгляд, снова исчез на кухне.

Римма трясущейся рукой налила себе почти полный стакан виски и пододвинула бутылку мне. Я даже не притронулся к ней. Римма жадно проглотила половину того, что было в стакане, и лишь после этого разбавила оставшееся в стакане виски содовой водой.

– А тебе, видно, и говорить-то не о чем, да? – спросила она, не сводя с меня глаз. – Как ты жил все эти годы? Вспоминал хоть иногда обо мне?

– Вспоминал.

– Задумывался, как я живу, что со мной?

Я промолчал.

– У тебя сохранилась пленка с записью моего голоса?

От пленки я отделался еще в Лос-Анджелесе, до возвращения домой, желая уничтожить все, что могло напомнить мне Римму.

– Нет, она где-то затерялась, – безучастно ответил я.

– Жаль. Хорошая была пленка. – Римма отхлебнула виски. – Ей цены нет. А я-то надеялась, что она у тебя, и я смогу ее продать.

Дело шло к развязке. Я ждал.

Римма пожала плечами.

– Ну, раз уж ты потерял пленку, а деньги у тебя теперь водятся, ты, конечно, не откажешься заплатить мне за нее.

– И не подумаю.

Римма допила виски и снова наполнила стакан.

– Так. Значит, ты женился. Выходит, изменил свою точку зрения на женщин? А я думала, что женщины тебя вообще не интересуют.