Сильнее растворяясь в нас (ЛП)

Я положила свою руку на его подбородок и повернула его голову к себе, и он не оказал

сопротивления.

- Макс, у тебя была проблема…?

- С кокаином. Я употреблял травку, но, в конце концов, поддался соблазну кокаина. Он был

повсюду. У каждого он был, каждый употреблял его, каждый делился или продавал. У

меня был самый слабый период в жизни. Это случилось как раз после того, как вышел

«Circus Daydream». На самом деле, несколькими неделями позже.

Он говорил о своей одной и единственной неудаче в прокате. Это был сценарий, который

он написал в спешке, по желанию студии. Макс рассказывал мне однажды, что это было в

тройке сожалений в его профессиональной жизни. Он уступил их требованиям. Они

хотели выпустить что-то еще, у чего было бы его имя, связанное с проектом, и «Circus

Daydream» стал единственным, что он готов был сделать в тот момент.

Этот сценарий он написал, когда ему было девятнадцать, и никогда не возвращался, чтобы

переписать его. Он сделал это очевидным для руководителей студии, и они сказали, что

дадут ему время, чтобы подготовить новый проект. Время, которое они дали ему,

превратилось в два дня. Они кинулись в производство, отбирая едва известных актеров на

главные роли, и фильм провалился после выхода. Это были одни из худших премьерных

выходных для высоко ожидаемого блокбастера в истории киностудии.

- Я был на пляжной вечеринке в Санта Монике, и эта штука была повсюду. Я был пьян и

пару раз затянулся травкой, а потом попробовал кокаин первый раз. Прежде, чем я понял,

это стало всем, что я делал. Не спал несколько дней, пропускал важные звонки и встречи,

кидался на людей, - словесно, не физически, - и я не был собой. Карл и Энтони увезли

меня в реабилитационный центр. Я согласился добровольно, к слову.

- Боже мой, Макс. Я не имела понятия.

Он испустил небольшой смешок.

- Ага, практически никто не знает.

- Твоя мама?

Он положил голову обратно на сидение.

- Нет, я наврал и сказал ей, что буду занят на работе некоторое время, и буду за пределами

страны. Она купилась на это. Я провел на реабилитации девяносто дней. Та первая ночь

стала самой одинокой ночью в моей жизни. Я начал визуализировать всю свою жизнь,

которая исчезала, все над чем я так усердно работал.

Я опустила свою голову так, что наши лица оказались близко друг к другу.

- Ты спас жизнь Кристал, как Энтони и Карл спасли твою. Разве ты не видишь этого?

- Я просто делал то, что мог.

7.

За несколько дней до моей поездки в Огайо на Рождество, я поехала повидаться с матерью

Макса. Одна.

Все становилось серьезным между мной и Максом, и я хотела быть частью всего его мира,

а для меня это означало – приложить все усилия, чтобы стать ближе с его мамой, с кем-то,

кто был невероятно важным в его жизни.

Я сказала Максу, что хочу съездить на день, пригласить Полу на ланч и отдать

рождественский подарок, который я купила для нее.

Поэтому я позвонила Поле этим утром и удивила ее. Я предположила, что у нее не будет

никаких планов, поскольку она не вела большой общественной жизни, и она сказала, что

будет рада меня увидеть.

Я забрала ее из дома, и мы поехали в небольшой ресторанчик, втиснутый между обувным

магазином и маникюрным салоном в торговом центре.

В этом месте был деревянный пол, который поскрипывал от каждого шага, а в воздухе

витали запахи жареного мяса и тушеных овощей. Бойкая официантка отвела нас к столику

в передней части ресторана, где Пола села спиной к окну, а я напротив нее, получив

отличный вид на улицу и тротуар.

Мы обе заказали по салату с кусочками жареного лосося, и пока мы ели, она рассказывала

мне больше о детстве Макса.

- Он всегда был немного замкнутым и тихим. Он когда-нибудь рассказывал тебе о том, как

не говорил, пока ему не исполнилось четыре?

Я перестала жевать, удивленная, и покачала головой.

Она слегка рассмеялась.

- Он издавал звуки и характерное воркование, которое ты ожидаешь от ребенка. Но чем

больше я и его отец пытались научить его говорить, тем больше он смотрел на нас, как на

инопланетян или что-то подобное. Мы начали беспокоиться из-за этого, поэтому я отвела

его к педиатру.

- Вау.

Она кивнула, отпив своего чая.

- Угу, мы только достигли пика паники, полагаю. Мы знали, что он не был глухим – он

реагировал на звуки – но мы боялись, что это что-то невралгическое. Но это не оказалось

ни тем ни другим. Знаешь, что доктор сказал мне?

- Что?

- Он сказал, «Может, ему просто нечего сказать».

Мы обе рассмеялись над этим. Не только из-за того, что это был забавный комментарий от

медика, а и из-за того, что мы говорили о Максе, вся жизнь которого была построена

вокруг слов.

Вообще-то, писать слова, а не произносить, теперь я задумалась над этим. Может, это

сделало что-то с ним, от чего ему намного комфортнее написать слова, чем другим

произнести.

И потом, он никогда не лез за словом в карман, когда дело касалось меня…

- Он не такой теперь, - сказала я, не уточняя дальше.

- Ах, нет, он сильно изменился.

- Так, когда он начал говорить?