Сильнее растворяясь в нас (ЛП)

Она обдумывала это несколько секунд, пока пережевывала, и потом сказала:

- В пять с половиной. Потом его было не остановить. Конечно, он стал немного

замкнутым, и тогда он начал писать.

Я посмотрела через стекло ресторана, потому что женщина, проходившая мимо, зацепила

мой взгляд. Вся ее голова была перемотана бинтами. Я на мгновение представила, она

была жертвой какого-то происшествия, но потом, когда я увидела ее необъятную грудь,

поняла, что она, вероятно, неплохо поработала севернее ее новых сисек.

- Уверена, что он рассказывал тебе о нашей жизни до Калифорнии? – спросила она.

- Да.

Мрачное выражение покрыло ее лицо, как вуаль грусти и сожаления.

- Я не собираюсь об этом расспрашивать, - заверила я ее. – Но мне приятно будет узнать,

чем еще вы сможете поделиться со мной о Максе.

Ее лицо снова просияло. Очевидно, что он был драгоценностью ее жизни. Она так

гордилась им, как, ну, она и должна.

- Ты первая девушка, с которой он меня познакомил.

- Правда…

- Она сказала:

- В смысле, кроме того времени, когда он был подростком. У него была девушка, о которой

мы знали, но только отчасти. Хотя в Калифорнии, он всегда держал девушек при себе. Я не

уверена, почему так. Я приятный человек, легко схожусь с людьми.

Это правда.

- Не думаю, что это как-то связано с вами, - сказала я. Я представила, упоминал ли он

когда-либо о Тайлер своей матери. Может, так было лучше, чем проходить неудачный

опыт.

Она понизила свой голос и сказала.

- Он не такой, как его отец.

Я просто смотрела на Полу, ее глаза излучали искренность.

- Знаю, - ответила я. – И насколько это важно, я действительно его люблю.

Позже, когда мы добрались до ее дома, она приготовила апельсиновый чай со специями, и

сказала мне, что это рождественская традиция ее семьи, которую начала ее прабабушка. Я

притворилась, что мне понравилось, но и немного беспокоилась о будущем Рождестве с

ней. Я должна найти способ избежать этого. По крайней мере, она не предложила мне

фруктовый кекс.

Я села на диван, с каждой стороны от меня по собаке. Я не могла бы сказать вам кто из них

Зеки, а кто Долли. Но кого это волновало? Они были милыми и дружелюбными, и чем

больше я проводила времени в доме Полы, тем больше я понимала, что они настоящие

члены ее семьи.

- Это замечательно, - сказала она, когда открыла рождественский подарок, который я

приготовила для нее. – Я поставлю ее прямо здесь, - она подошла к камину и поставила ее

на покрывало, прямо над тремя чулками, на одном из которых было мое имя.

Подарком была рамка с фотографией нас с Максом, сделанной Энтони, в ночь, когда у нас

был пикник. На заднем плане был Тихий океан, солнце садилось, а Макс игриво схватил

меня за талию, наклонив эффектно, и поцеловал. Мы не знали, что Энтони сделал снимок.

И тогда, я заметила это впервые, несмотря на то, что была в ее доме несколько раз, что

единственными снимками, которые она развесила во всем доме, - был Макс в детстве. Не

было других семейных снимков. Я задумалась, была ли грустная причина этого всего, и

предположила, что, вероятно, была.

То, как она смотрела на наш с Максом снимок, согрело мне сердце.

Пола сказала:

- У меня для тебя тоже кое-что есть, - она подошла к рождественской елке и достала

небольшую, упакованную коробочку.

- Вы, на самом деле, не должны были, Пола.

- Не глупи, - сказала она, когда подходила к дивану и садилась рядом со мной. – У меня

есть тот чулок с твоим именем на нем, висящий над дымоходом, - она улыбнулась и

подмигнула мне. – И хоть я и хотела бы, чтобы ты была здесь с нами, я понимаю,

насколько важно быть со своей семьей, - она протянула коробку.

Я раскрыла руки и приняла ее.

- Спасибо.

Я начала разворачивать бумагу, думая о том, что коробка была подходящего размера для

часов или браслета.

Но это было ни то, ни другое. Я открыла прямоугольную коробку и обнаружила

настоящую серебряную ложку.

- Это, - сказала Пола. – Ложка Макса, когда он был малышом.

Я сделала глубокий вдох, внезапно осознав, что я держала.

- Она прекрасна, - сказала я. – Но…зачем?

Ее голова быстро повернулась от ложки ко мне.

- Извините, - сказала я. – Я не хотела показаться неблагодарной. Я просто…удивлена.

Разве вы не хотите сохранить ее?

- Она была у меня годы, и это одна из самых дорогих мне вещей, но я хотела, чтобы она

была у тебя. Когда мы с Максом уехали от его отца, я взяла с собой немного. Но это стало

одной из этих вещей. В подсознании, я думала, что она может оказаться ценной, в случае

если нам придется продать ее. Из ложки из настоящего серебра можно было извлечь

сотню долларов или около того, и это было бы хорошо в крайнем случае, но я благодарна

за то, что мне не пришлось ее продавать.

Я подумала о том, что Макс рассказал мне – как он шантажировал своего отца перед

отъездом, и о тех деньгах, которые держали их на плаву. Я задумалась, - знала ли его мать

об этом, - но не было не единого шанса, что я спрошу об этом.