Сильнее растворяясь в нас (ЛП)

если ты не скажешь ничего ему об этом.

О, Боже. Я ненавидела оказываться в таком положение. Последние несколько месяцев, я

встречалась с этим в своей работе, - в основном с агентами, - но не могло быть ничего

хуже, как застрять в середине, в ситуации, как эта, между родственниками. Мой

профессиональный опыт научил меня единственному способу справляться с этим, так что

я испробовала его на Поле.

- Если это что-то настолько плохое, - сказала я. – может, не стоит говорить мне вообще.

- Но мне больше не с кем поговорить, - произнесла она, с большой виной.

Я не хотела отмахиваться от нее. Я не могла. Она скоро станет моей свекровью во всех

смыслах и значениях, она уже практически ею стала.

- Ладно, Пола. Давайте. Я слушаю.

- Если мне так трудно сказать тебе, то я не могу представить, как воспримет это Макс, -

она замолчала.

- Пола…

- Я разговаривала с отцом Макса.

У меня практически вывалился телефон.

- Что? Когда?

- Перед Рождеством.

Я вытащила табурет и села на него.

- О, мой Бог, Пола.

- Я поначалу так же подумала, - сказала она. – Но он не тот мужчина, которым был, когда

мы с Максом ушли.

Я обнаружила, что оглядываюсь вокруг, пытаясь убедиться, что Макс еще не вернулся в

дом.

- Ох, Господи. Повисите, - я поднялась по лестнице, чтобы, по крайней мере, смогла

услышать дверь и иметь возможность закончить разговор, если потребуется.

Я пошла в дальнюю часть нашей спальни, которая была полностью из стекла и открывала

хороший вид на пляж, откуда вели ступеньки в наш двор, - путь, по которому вернется

Макс домой.

- Ладно, - сказала я. – Расскажите мне почему?

- Это тяжело.

- Просто расскажите мне.

- Было тяжело не поговорить с ним. Он был моей первой любовью, моей единственной

любовью. Он изменился. Он…спокойнее, сдержаннее. Такой же, как был, когда мы

встретились подростками. Что-то изменило ее к худшему. Но, Оливия, у него было два

сердечных приступа, и он их оба пережил. Я любила его. Всегда любила. Мужчину, за

которого вышла замуж, ушел на некоторое время, по некоторым причинам. Но теперь он

вернулся. Мы оба намного старше…Ты не поймешь этого, по крайней мере, пока, в любом

случае…

- Пола, - сказала я, прерывая ее, потому что она опасно мыслила. – Это все может быть

правдой. Вообще-то, я не сомневаюсь, что это правда. Но это не тот же мужчина, от

которого вы сбежали.

- Но…

Я снова ее оборвала. Единственное ее слово несло тонны слабости и отчаяния, и от этого

мне стало грустно.

- Пола, подумайте о Максе.

- Я надеялась, что ты поговоришь с ним об этом.

А вот теперь я разочарована. Она и не собиралась пошевелиться. Это вполне очевидно.

- Нет.

- Пожалуйста, Оливия, он послушает тебя.

- Уверена, что да, - произнесла я. – но я не могу помочь вам с этим, Пола. Я просто не

могу.

- Тогда сохрани это, пожалуйста, между нами, - умоляла она.

- Это несправедливо. Я рассказываю Максу все. Пола, послушайте себя. Вы действительно

хотите вернуться назад? Вы так хорошо справлялись. Макс создал невероятную жизнь

себе. И для вас, могу добавить.

- А теперь это не твое дело.

- Вообще-то, да. И мне жаль, что приходится быть такой грубой в этом, но вспомните, вы

обратились ко мне с этим. Если вы просто искали от кого-то поддержки, то мне жаль, я не

могу сделать этого. Я абсолютно точно знаю, как Макс это воспримет, как и вы. Я не

собираюсь быть частью этого. И я не собираюсь лгать ему.

Она молчала, и я дала ей около тридцати секунд, чтобы заговорить, но она ничего не

сказала.

- Пола, хорошенько подумайте об этом. И когда вы будете готовы принять верное решение,

дайте мне знать. Но если вам нужен кто-то, кто поговорил бы с Максом, то это должны

быть только вы. Я должна рассказать ему, но дам вам неделю, чтобы сделать это самой.

И это последнее заявление в разговоре, в котором я разделалась с мамой Макса, так же как

и со своими собственными родителями, - теперь их очередь действовать.

***

Было нелегко говорить Максу, и даже тяжелее наблюдать за ним в тот день, когда он

поехал домой, навестить свою мать

Я ждала конца недели, а потом подняла эту тему за ужином. Максу требовалось знать,

почему я не сказала ему сразу же, а я объяснила, что сказала его матери, что это она

должна рассказать, и что дала ей неделю.

Макс не винил меня. Во всяком случае, так он меня успокаивал.

Он приберег свою ярость для своей матери, а когда позвонил ей, я сидела рядом и

слышала весь разговор. Было жестоко и разбивалось сердце, когда я слушала голос Макса

от сурового до почти надломившегося, и видела, как его лицо осунулось, как будто он

только что узнал, что потерял члена своей семьи. Именно так и я себя чувствовала.

Макс уехал к ней домой один и приехал домой за полночь. Он позвонил заранее, чтобы

дать мне знать, когда уезжает, а я сидела в гостиной, читая сценарий, чтобы убить время,

когда увидела свет фар на подъездной дорожке.

Я вышла, чтобы встретить его на крыльце.

Когда он вышел из машины, то выглядел, будто прошел через ад, и именно так он

охарактеризовал разговор со своей матерью.