Сильнее смерти

Олег открывает глаза. Со стоном приподымается. Коломиец и Ольга Яковлевна поддерживают его. Олег делает шаг к Эбергарду. Так они стоят, не спуская друг с друга ненавидящих взоров. Олег делает еще шаг.

(Хрипит.) Кто ты? Дьявольское отродье! Кто ты?

О л е г. Киевлянин.

Э б е р г а р д. Коммунист?!

О л е г. Киевлянин.

В коридоре появляется  Ш у р и к.

Ш у р и к (из коридора). Что делается! Дядя Леня влупил им второй гол! Бьем их! (Увидел генерала. Убегает и продолжает кричать.) Бьем фашистов! Бьем!

Г р е т а. Мне страшно, Катя… Мне страшно…

Медленно идет занавес.

ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО

Драма в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

РАКИТНАЯ НИНА.

РАКИТНАЯ ЛЕСЯ, ее сестра.

РАКИТНЫЙ СЕРГЕЙ, ее брат.

ЛАВРОВА ВЕРА ЛЬВОВНА, ее свекровь.

ГАРМАШ КАТЯ.

ТУРБИН КИРИЛЛ СТЕПАНОВИЧ.

Большая комната в старом деревянном доме. Три двери: в другие комнаты и в коридор, который ведет на кухню и на улицу. В комнате старинный буфет, стол, пианино. На стене тарелка репродуктора.

Часть комнаты возле печки отгорожена ширмой. За ширмой диван. На диване, накрывшись с головой одеялом, лежит  Н и н а.

Через заиндевевшие окна пробивается лунный свет.

Входит  К а т я. Она в пальто. На голове платок. В полутьме натыкается на стул.

К а т я. Эй, люди! Отзовитесь.

Нина молчит.

Странно. (Подходит к одной из дверей. Стучит.) Никого. (Стучит во вторую дверь.) Тоже никого. Очень даже странно. (Заходит за ширму. Увидела Нину.) Что с вами? (Трогает ее за плечо.)

Нина подняла голову.

(С облегчением.) Господи! А я уж подумала… Иду — калитка открыта, скрипит на всю улицу. Заглянула во двор — входная дверь настежь. Зову — никто не отвечает. Где у вас свет?

Н и н а. У двери. Слева.

К а т я (нашла выключатель, включила свет). Мне знакомо ваше лицо. Вы киевлянка?

Н и н а. Да.

К а т я. На заводе работаете?

Н и н а. Нет.

К а т я. Простыли?

Нина молчит.

В бараке косяками лежат. У многих воспаление легких. Неудивительно. В Киеве не бывало таких морозов с ветрами. Барак, правда, отапливается. Но в цехе вода замерзает. (Прикасается к ее лбу.) Температуры у вас уже нет.

Н и н а. И не было.

К а т я. Что же?

Н и н а. Сердце.

К а т я. Врач был?

Н и н а. Я не вызывала.

К а т я. Чем вам помочь?

Н и н а. Мне ничего не нужно. (Откинула одеяло. На ней пальто.)

К а т я. Дрова где у вас?

Н и н а. Я сама.

К а т я. Сидите! Где дрова?

Н и н а. На кухне.

К а т я  выходит и возвращается, неся несколько поленьев.

К а т я. Принесу еще. Мне сейчас тяжестей подымать нельзя. (Достает зажигалку, отрывает от поленьев кору, растапливает печку.) Откуда же я вас знаю? Вы где жили в Киеве?

Н и н а. На Печерске.

К а т я. Ну да. Конечно. Дочь Ракитного.

Н и н а. А я вас там не видела.

К а т я. Видела, но не запомнила. Один раз я была у вас. Восемь лет назад. В декабре тридцать третьего… Мы вашего отца хоронили. Добрую память оставил о себе Николай Максимович. Все лучшие токари завода — его ученики. И я его ученица. Девчонок он в свою бригаду обычно не брал. Но меня выучил. В долгу я перед твоим покойным отцом.

Н и н а. Вы Гармаш?

К а т я. Да, Катя Гармаш.

Н и н а. Ну, вы свой долг уплатили.

К а т я. Сергея вашего обучила? Невелика заслуга. У твоего брата умные руки. Отцовские. И смекалка отцовская. Сейчас с ним выполняем самую ответственную работу. Я — на казенниках. Он — на стволах. Рассказывал?

Н и н а. Нет.

К а т я. Неужто Ничего не говорил?

Н и н а. Я живу за городом. Редко видимся.

К а т я. Давно здесь не была?

Н и н а. Около месяца.

К а т я. Тогда понятно… Эвакуировались мы сюда, минометы стали делать. Теперь — пушки.

Н и н а. Я знаю.

К а т я. Красавицы. Номер у них с буквой «А». Мы их «аннушками» зовем. Пока мало делаем: хороших токарей не хватает. (Улыбнулась.) А придется в отпуск идти. Сына жду. На фронте мой Василий. Сегодня письмо получила. Все беспокоится обо мне. Восемь лет были женаты. Я уж горевать начала. Все думаю, как назвать. Тимур — звучит?