Сильнее страха

— Особых оснований не имею. Очень уж дерзко, однако… Такое Козырю под стать, потому его и вспомнил.

Всю остальную часть дороги они едут молча. Никодимов усердно дымит трубкой, часто встает со своего места, оглядывает состав. А капитан внимательно наблюдает за уклоноуказателями, отмечая по ним величину подъемов и уклонов пути.

С особенной тщательностью присматривается он к станциям и поселкам, расположенным неподалеку от железной дороги. Капитан, хотя и ездил тут не раз, смотрит теперь на все по-иному. Пытается увидеть окружающую обстановку глазами человека, которому нужно тайком сесть на этот поезд и столь же незаметно сойти или спрыгнуть с него.

— Ну спасибо вам, Харитон Егорович, — благодарит Стрельцов Никодимова, расставаясь с ним на конечной остановке поезда.

— Не за что, товарищ капитан, — удивленно пожимает плечами старый железнодорожник. — Ничем, к сожалению, не смог быть вам полезен. Разве вот только совет могу дать: потолкуйте-ка вы с бывшим напарником Козыря — Петькой Жуком. Вместе они когда-то тут орудовали. Поговаривают, однако, будто это он Козыря выдал. Бывает ведь и такое… Петька этот недавно из заключения вернулся и теперь снова в нашем вагонном депо работает. Жуков настоящая его фамилия.

— Спасибо за совет, непременно им воспользуюсь.

Прежде чем встретиться с Жуковым, Стрельцов навел о нем необходимые справки. В свое время Козырь использовал его как наводчика. Отбыв наказание, Жуков вернулся к старухе матери и устроился на работу в вагонное депо. По отзывам мастера и бригадира, работает добросовестно- видимо, твердо решил начать честную жизнь. Даже пить бросил, хотя прежде редко бывал трезвым.

Стрельцов встретился с Жуковым в конторе вагонного депо.

— Здравствуйте, Петр Иванович! — приветливо кивнул Стрельцов. — Присаживайтесь, пожалуйста, мне нужно с вами побеседовать.

Жуков сел на тяжелый, обитый дерматином стул и с тревогой уставился на Стрельцова, стараясь сообразить, кто он такой.

— А вы кем будете? — настороженно спрашивает он.

Капитан молча протягивает свое удостоверение. Взглянув на него, Жуков заметно меняется в лице.

— Слушаю вас, гражданин начальник… — произнес дрогнувшим голосом.

— Почему же «гражданин»? По старой привычке?

Жуков смущенно бормочет что-то…

— Не будем старое ворошить, — перебивает его Стрельцов, — хотя я и пригласил вас именно затем, чтобы вы вспомнили кое-что. Посоветоваться с вами нужно. Надеюсь, не откажетесь помочь мне в одном деле?

— Пожалуйста, товарищ капитан, — торопливо отзывается Жуков. — Я с удовольствием, если только смогу, конечно…

Стрельцов достает зеленую папку, не торопясь развязывает ее и вынимает несколько фотографий, снятых крупным планом.

— Посмотрите на эти снимки.

Жуков так низко наклоняет голову, что Стрельцов не может разглядеть его лица, заметно, однако, что он не только с интересом, но и с волнением рассматривает фотографии, перекладывая их из одной руки в другую.

— Вы ведь проходили по одному делу с Козырем? — спрашивает Жукова капитан. — Не кажется ли вам, что крыша этого вагона «вскрыта» его излюбленным способом? Знали же вы, наверно, как он это делал?

При упоминании имени Козыря Жуков еще ниже опускает голову, даже руки убирает под стол — видимо, они начинают дрожать, и он не хочет, чтобы это заметил капитан.

— Вглядитесь получше в снимки, — предлагает Стрельцов. — Вот в этот особенно. Видите, вот тут, в самом углу выпиленного отверстия, заметен отчетливый след от прокола каким-то острым предметом треугольной формы. На других снимках проколы тоже заметны, хотя и не так отчетливо. Не «козыревский» ли это способ вскрытия вагонных крыш?

Жуков снова берет фотографии в руки и пристально всматривается в каждый снимок. Пальцы его заметно дрожат.

— Так, как Козырь, сделать это никто больше не может, — негромко, но твердо говорит Жуков.

— Почему?

— Уж очень классно он это делал! — не скрывая невольного восхищения, восклицает Жуков. — А мастерства такого достиг потому, что специально тренировался на крышах старых вагонов. Я сам не раз видел. А перенимать его опыт просто некому было. Один только я и был у него помощником, если, конечно, не считать тех, кому он сбывал ворованное. А сфотографирована тут Козыря работа, — кивает он на фотографии. — Это точно!

— Быть этого не может! — удивляется капитан. — Ему ведь не один год еще сидеть…

— Уж не знаю как, а только это доподлинно его работа, — упрямо повторяет Жуков. — Прокольчики, — тычет он пальцем в один из снимков, — точно такой же трехгранкой сделаны, какой Козырь орудовал. Я ее ему собственноручно изготовил и след ее прокола ни с каким другим не спутаю. Он потом в трехгранный прокол ножовку вставлял и выпиливал в крыше нужное ему отверстие. И железо загибал точно так же, как тут у вас на снимочках. В общем, его работа, можете не сомневаться, товарищ капитан.

«Что же получается? — мысленно подытоживает Стрельцов. — Почему и Никодимов, и Жуков так убеждены, что ограбление девятьсот восьмого — дело рук Козыря? Неужто в самом деле он?..»