Сильнее страха

— Вы что, генеральную уборку вчера производили, мамаша? — спрашивает Бушуеву Глебов.

— Зовут меня, между прочим, Анфисой Тарасовной, — с достоинством замечает Бушуева. — А уборку я действительно производила. Они же тут так насвинячили, что без этого было нельзя. И посуду всю позалапали — выпивали ведь и закусывали. Пришлось перемыть: моя посуда-то. Журнальчики и книги, которые вы просматривали, — это тоже все мои. Ихнего вообще ничего больше нет. А бумаги, что от них остались, они сами во дворе сожгли.

— Ну а мусор, окурки — это ведь вы, наверно, вымели?

— Мусор они тоже сами сжигали.

— А раньше? В другие дни убирали же вы за ними?

— Убирала иногда. Ну так это все в помойке. Она у меня в огороде.

Глебов делает знак лейтенанту Егошину, и он выходит во двор.

«Действительно она чистоплотная такая или по их заданию навела тут такой порядок?», — досадливо морщится майор Платонов.

— А вы чего тут так все исследуете? — спрашивает Бушуева. В голосе ее никакой тревоги, одно любопытство.

— Ну я пойду к Егошину, Олег Владимирович, — говорит Платонов, закрывая свой чемоданчик. — Может быть, там что-нибудь поинтереснее обнаружится.

Спустя полчаса они возвращаются в райотдел. Михаил едет теперь в другой машине. Чтобы это не вызывало у него каких-либо тревожных мыслей, капитан крепко жмет ему руку и говорит:

— Ну спасибо вам, Миша! Вы очень нам помогли. Вас отвезут теперь домой, а мне нужно еще в райотделе побывать. Передайте привет сестре. До свидания!

А в машине он произносит с недовольным вздохом:

— Чем-то мы их все-таки насторожили…

— Да, — соглашается с ним майор Платонов, — видно, опытная публика.

— Так-таки ничего интересного и не обнаружилось? — спрашивает его Глебов.

— Кое-что есть, конечно. Несколько отпечатков пальцев, но очень слабых. Эта тетка основательно все протерла, и не только сырой тряпкой. Ну а те следы, которые отчетливы, принадлежат, видимо, самой Бушуевой. Установить это будет нетрудно — я снял их с того стакана, из которого она пила что-то перед самым нашим приходом. Да и во время осмотра ее квартиры к стакану тому прикладывалась. Отпечатки очень четкие, видно, все-таки нервничала мадам Бушуева, вот руки и вспотели.

— А остальные следы не очень, значит, четкие? — допытывается Глебов.

— Да, не очень.

Капитан Черкесов только теперь чувствует, как устал за сегодняшний день. А каков результат?.. И вообще все очень еще зыбко. Подростков, убивших Анну Зимину, хотя и поймали, да что толку? Они признались во всем, но и без того ясно, что не они главные виновники этого убийства. Допрос лишь подтвердил, что их специально спаивал кто-то и доводил до озверения. Конечно, они будут наказаны, невзирая на то, что и сами в какой-то мере были жертвами истинных преступников.

А кто же эти преступники? Весьма возможно, что Джеймс и Благой. Доберемся, конечно, и до них. Ребята, напавшие на Сорочкина, опознали ведь Благого по голосу на магнитной ленте. Он, правда, известен им как дядя Жора. А те, которые убили Зимину, называли его, оказывается, Папой.

«Ишь как ласково — Папа, — невольно усмехается Черкесов. — Наверно, отца родного перед ними разыгрывал. Да и у подопечных его клички в том же стиле: Малыш, Сынок, Паря… Видно, Благой не лишен педагогического чутья…»

— Вы записали фамилию квартиранта Бушуевой, Федор Васильевич? — обращается он к Глебову. — Уточните немедленно в адресном столе, существует ли такой. По словам Бушуевой, он работает в телевизионном ателье. Нужно проверить, хотя все это едва ли подтвердится.

— Конечно же, это типичная липа!

— Но Бушуева тут может быть и ни при чем…

— А меня другое беспокоит, — говорит майор Платонов. — Почему они ликвидировали свой «колледж» столь поспешно.

— Может быть, в какой-то мере лейтенант Егошин тут виноват, — замечает Глебов. — Проявил усердие сверх меры…

— Не думаю, чтобы насторожило их это, — задумчиво произносит Черкесов. — После того как они стали подозревать, что Ясенев нам во всем признался, Джеймс и его сообщники вообще были уже начеку…

Всю остальную дорогу они едут молча, раздумывая каждый о своем. Постепенно усталость начинает сказываться все сильнее, и мысли Черкесова теряют стройность. Думается теперь о вещах, далеких от того трудного дела, которым приходится заниматься буквально день и ночь. Все чаще почему-то возникает образ Валентины Ясеневой, и он ловит себя на желании заехать к ней сейчас вместе с Михаилом, посидеть в их уютной квартире, поболтать о чем-нибудь не очень серьезном, попить горячего чая.

Скорее бы уж завершалась эта операция, тогда можно было бы зайти к ним просто так…

Михаил приезжает домой в двенадцатом часу. Валентина встречает его тревожным вопросом:

— Ну как?

— Я их не подвел! Нашел-таки берлогу Джеймса и Благого.

— И их арестовали?

— Нет, там никого из них не оказалось. Но вот увидишь, их обязательно арестуют! Знаешь, какие это толковые ребята?

— Какие ребята?

— Работники милиции, с которыми я ехал обратно.