Она задумчиво посмотрела…
— Что ж… — и протянула руку. Почудилось — звезды посыпались с неба, огромные, колючие и тяжелые.
Огонек дернулся назад, пытаясь уклониться от них…
…и провалился куда-то, будто черная яма разверзлась в его голове. Очнулся на той же скамеечке, ощутил сильную сухость во рту, пошарил глазами по сторонам — воды не было. Опомнился, глянул на сидевшую перед ним. Лицо женщины было задумчивым и удовлетворенным.
— Что ты сделала, элья?
— Ничего… Хотя стоило бы — ты чересчур дерзок. Ты действительно малых способностей айо, и целительство ближе сути твоей; такого — по возможностям — среди полукровок еще не встречалось. И Сила эта раскрылась, словно бутон по весне, хоть ты и врал мне, что никто не помог на пути. Но защиту, Ши-алли, тебе дал другой.
— Мне не известно ничего об этом! — сквозь сжатые зубы сказал Огонек. — Я не вру! Так кто — и почему?
— Тот, кто вел тебя. Он слишком силен для человека… скорее чудовище. Я видела кровь и огонь, — сказала Лайа с легким презрением. — Не знаю, хотел ли он это дать именно это… но ты сам оказался подходящим материалом, чтобы так получилось. Интересное стечение обстоятельств…
— Я не понимаю, — обреченно прошептал Огонек. — Он не говорил…
…Страшным был «путь». Лучше не вспоминать. Конечно, тяжело возражать лавине или вулкану — но ведь он и не хотел возражать. Открыт оставался, даже когда вулкан грозил перелиться внутрь и выжечь душу подростка. А может, все-таки выжег какую-то часть?
Лайа наблюдала за ним:
— Думаешь о нем часто?
— Почему бы и нет? — спросил тихо, но с вызовом.
— В самом деле, почему бы и нет. Южане… — не понял, что означает презрение в голосе. После подумал — знал ли Кайе, что натворил? Нет, вернее всего.
— И что теперь будет?
— Ты понимаешь, что такое Ши-алли?
— Не очень, элья. Это то, что всегда со мной и защищает меня от плохого?
— Данная относительно слабым — пожалуй, в какой-то мере. Она не имеет особого значения, как и ее даритель. Но у тебя сейчас лучшая защита из всех возможных — и сама охраняет тебя, вне умения взывать к ней. Непробиваемая стена. И тот, кто тебе это дал, не пробьет эту стену. Ты единственный сейчас, мальчик, против кого он бессилен с помощью своего огня — если захочешь закрыться.
Огонек молчал, пытаясь осознать услышанное. Бессилен? Чтобы Кайе не мог ничего сделать Огоньку? Чушь какая-то. Он может заставить камни позеленеть от страха.
— Ты хоть что-нибудь помнишь о прошлом? — вопрос застал мальчишку врасплох. — Что-нибудь из событий, пережитых тобой до башни?
— Нет, элья. Только… однажды я вспомнил птичку, серебряную.
— Интересно, — женщина недоуменно нахмурилась, потом улыбнулась. — Детская игрушка? Ты помнишь ее хорошо?
— Не знаю, элья.
— Если я прикажу человеку изобразить твою птичку, хватит ли у тебя воспоминаний на то, чтобы объяснить вид ее? Это может пригодиться, и нам, и тебе.
— Да, элья, — Огонек на мгновение зажмурился. Птичку он никогда не забудет, как и обломок другой игрушки, оставленной под листьями комнатного деревца на юге… А потом в голову пришел еще один вопрос:
— Скажи, ты смогла… что-то увидеть во мне?
— То, что было в Астале — странно было бы этого не разглядеть. Это время не охвачено паутиной.
— Паутина на памяти — это что?
— То, что не дает другим восстановить ее. Ты наконец доволен?
— И она… навечно? — потерянно спросил Огонек. Следующая фраза прозвучала громом:
— Не думаю.
— Память… вы можете мне вернуть?
— Весьма не уверена в этом.
— Но тогда… там, на юге, сказали — память запечатана прочно… паутиной?
Лайа покусала губы, пытаясь сдержаться.
— Мальчик, паутина лишь накладывается сверху и со временем тает. Год назад и мы ничего не смогли бы. Но время прошло… и, кажется, пребывание у дикарей в этом смысле пошло тебе на пользу, не представляю себе, почему. Паутина же… ее накладывает уканэ, обладающий большой Силой, и рисунок у каждого свой. Распутать ее невероятно трудно — можно по ошибке не ослабить узел, а затянуть гораздо крепче. А если порвать… можно убить человека или сделать его идиотом.
— Значит, и память вернется?
— Нет! То есть, я не исключаю такую возможность… у тебя сохранились в голове образы, и они начинают всплывать все чаще. Пожалуй, я погорячилась — со временем паутина окончательно растворится и, вероятно, ты вспомнишь не так уж мало… Пока хватит, — женщина отвернулась. — Тебя поместят в другую комнату… если хочешь, принесут книги, или что скажешь — можешь заняться образованием. Вряд ли ты много знаешь…
— Мало… и книги мне мало скажут — я не умею читать. — Подумал и сказал, раз уж ему отвечают: — И я не хочу все время сидеть взаперти.
— Хорошо. Тебя будут выводить на прогулки. По улицам. Только не надейся сбежать… это и в самом деле не выйдет.
— Выводить на прогулки… я пленник?
— Скажем иначе. Ты слишком ценное приобретение, чтобы оставить тебя без присмотра.
— Ценное? И что же вы собираетесь… — сжал губы, плотно. — Я не хочу быть очередным «приобретением».
— Какой ты беспокойный ребенок… Никто не желает тебе зла.
— А если я не хочу оставаться у вас на виду?