Сильнейшие

Соль, только и мечтала о том, чтобы остаться только с ним, и никого вокруг. И вот… никого, поет далекая кауи, мелко, заливисто, и темный мох на поляне, и небо высокое.

Тахи заметил, что девчонка сжалась и смотрит, словно тут ей и конец. Рассмеялся, провел пальцами по щеке Соль, по губам. В черных зрачках его отражалась песня кауи; тесьма, вплетенная в волосы, казалась живой.

— Ты совсем дитя, — тихо, как вздох, прозвучало, и Соль послушно кивнула, спрятала лицо у него на груди. Ей все еще было страшно, и он же был защитой от этого страха… и от всего теперь — единственной ее защитой.

Соль сбила себе все ноги в пути — горная серна, она не привыкла бесконечно идти через леса, плотные, душные, то приветливые, то страшные. Тахи и нести ее был бы рад, но сама не давала — довольно ему других тяжестей. В лесу под темным покровом деревьев хозяйкой была зеленая тень. Влажность, а порой и прохлада, особенно после дождя, противоположные палящему зною открытых мест, исходящий от лесной почвы запах земли, мхов и сладкий аромат цветов. Папоротники повсюду, забивающие траву, деревья причудливой формы, покрытые свисающими плетями длинных гибких растений, порой пышно цветущих, порой покрытых ядовитыми шипами — а то и все вместе.

Солнце било сквозь прихотливую резную листву, а рядом, в темных сырых закутках, таилась бесчисленная яркая смерть. Смертоносным было многое — и невинные с виду пятнистые ящерицы, и огромные жесткие сколопендры, и змеи — тонкая быстрая тахилика и туалью, неповоротливый с виду.

По ночам лес просыпался, казалось, и наполнялся множеством голосов — от щебета и чириканья до хриплого рева. Соль жалась к Тахи, да и молодая пара северян старалась держаться к нему поближе, а он улыбался краешками губ — он знал эти голоса и любил их.

Помогал Соль найти нужные коренья и травы, лечить ее синяки и ссадины. Чуть свысока распоряжался Утэнной и особенно Къяли — тот, ломкий, похожий на подростка, отмалчивался и подчинялся беспрекословно.

Порой леса сменяла равнина с высокой злой травой, режущей незащищенное тело, — идти сквозь нее было сущим мучением. Там, где трава не росла, простирались каменистые пустоши.

— Успеть до времени дождей, — говорил Тахи, и подгонял своих спутников.

Солнце стояло уже совсем высоко. Жаркий воздух колыхался, струился, словно людей заключили внутрь одного из так любимых северянами кристаллов. Соль вытерла лицо веткой папоротника — больше ничего подходящего не попалось. Вопросительно поглядела на Тахи — она неважно умела определять направление, но в течение многих дней солнце вставало и садилось по ее правую руку. Шли напрямик, и расстояние между ними и землей южан сокращалось.

— Мы идем на юг… зачем? — спросила Соль, убирая с лица паутину и стряхивая ее наземь. — Мы уже близко к Астале…

— Не близко. Но и не так далеко. Скоро мы остановимся, мое солнце. Я хорошо знаю те места — спокойно, красиво. — Тахи улыбался. Как же она любила эту улыбку!

— Места близ границы Асталы спокойны. Когда-то неподалеку там был небольшой город, но леса поглотили его. Остались развалины… камни одни. Башня полуразрушенная…

— Мы поселимся там?

— Ни за что. В камнях уютно лишь северянам и летучим мышам, а мы… — смолк, немного смущенно поправился: — Жить на чужих развалинах — счастья не знать.

А потом впереди в очередной раз блеснула светлая серебристая полоса, только очень широкая на сей раз, пахнуло прохладной свежестью. Птицы вспорхнули при их приближении, захлопали крыльями — столько было птиц, что на миг заложило уши.

Тахи оглянулся на спутников — зубы сверкнули в улыбке, моложе стало лицо:

— Это река Иска.

Глава 3

Лес близ реки Иска

Колючие ветви покачивались, когда человек задевал их, идя по тропинке. Привычно избегая шипов, он передвигался быстро, неровным шагом.

Проще было бы вырубить весь кустарник-чиуни, но чем-то к душе пришлись человеку сердитые побеги.

Высокий, сутуловатый, с нездоровым цветом лица, он шагал вперед легко, порою словно с трудом удерживая равновесие. Плеть древесной лианы напоминал он, нелепо обряженную в широкую груботканую одежду простого покроя.

Заслышав далекий перестук копыт и смех, человек нахмурился, отчего лицо пошло мелкими морщинками, придававшими чертам немного безумное выражение.

— Южане, — пробормотал он, и глаза блеснули — но тут же снова как пылью припорошило взгляд.

— Они пока не узнали, что ты живешь здесь, эльо. И все же опасно… — голос, раздавшийся сзади, явно не в первый раз произносил эти слова; прервался — послышался вздох, и за ним: — А там, на дороге, послы из Асталы, похоже. Слишком нарядные для простого отряда. — Из зарослей показался второй человек, коренастый, старавшийся держаться подальше от первого. Всем видом своим он напоминал скорее слугу, а не равного.

— Послы чего? Мира или вражды? Чем заняты, те, в Тейит? А эти, южане… — человек в балахоне говорил сам с собой. — Они не знают про нас. Башня стоит далеко от дороги… проезжают здесь, будто имеют право. Думают, здесь развалины.

Пальцы перетирали лучинку, отщипывали крошечные кусочки дерева.