Сильнейшие

— А вот так. Значит, он ей больше по нраву, чем ты… чем мы, — голос матери дрогнул, но тут же выровнялся. — Девочка у меня умная. И я поперек дороги ей не стану вставать. Еще чего не хватало — выбирать между матерью и любимым.

— Так она и выбрала! — закричал Кави, срывая с лица повязку. — Выбрала… бросила тебя!

— Не бросила, а ушла. Бросить могла, если бы я стала собой дверь загораживать. Или с ножом на Тахи кидаться.

…Синей, в цвет вечернего неба, была одежда послов. Один пожилой, другой много моложе, оба — полные сил. И свита их — человек десять. И столько же слуг. Юва любят роскошь, но в то же время неприхотливы. Видимого оружия не было у них. И правильно — только низшие сражаются с помощью стрел и мечей. К тому же много Сильных в Тейит — если они нападут, ничто не спасет южан. Но нельзя нападать сейчас. Известно — неподалеку от Тейит стоят воины Юга. Ждут посланцев — живыми и невредимыми.

Он, Тахи, носил янтарный браслет Огня. Потомок не самого сильного Рода, Тахи был почти лишен честолюбия — по меркам юва, конечно. Взгляд девочки — северянки позабавил его поначалу. Широко расставленные глаза, испуганная — стебелек, разотри в пальцах, и останется капелька горьковатого сока. Именно девочка, хоть и вполне взрослая телом — но по-детски острые локти, вздернутый кончик носа, крошечные ступни, и кожаный браслет на левой щиколотке. А смотрит так — смесь восхищения с неприязнью… Обычно северяне сторонились послов… холодные, ценящие только себя эсса редко бывали такими искренними. Он узнал имя девочки — Соль. И подарил ей птичку из серебра. Захотелось еще встретить ее. Думал тогда: будет день завтра — значит, найдет.

А вчера Соль смущенно подбежала к нему — и набросила на плечо вышитый тканевый пояс. Так на севере женщины избраннику отвечают.

«Она искусная вышивальщица», — подумал Тахи, рассматривая узор, касаясь пальцами. В нем переплетались ветви и порхали птицы-кауа.

…Из Асталы пришли с миром — подтвердить, что не претендуют на земли близ речушки Акаль; знали, что золота там — поманить доверчивых. Золото любит южан, а над эсса смеется.

Мужчины разговаривали как равные, не как слуга с высшим — они ведь и почти ровесниками были, Тахи лишь немного моложе. И… Уатта считал Тахи своим другом.

— Я не вернусь в Асталу.

— Ты хочешь остаться с этой северянкой? — Уатта Тайау только выглядел спокойным и невозмутимым. На юге бы мало кто осмелился вот так стоять и нагло смотреть в лицо Сильнейшим, как Тахи сейчас.

— Я не просто хочу, я останусь с ней.

— Может, еще наймешься на службу к эсса?

— Я не нужен им и они — мне.

Тахи знал — силой никто его удерживать не станет, да и не удержит. А убивать — тем более неразумно. Даже если Уатта даст волю гневу, все равно не убьет — у северян-то, показав тем самым, что нет на юге мира промеж своими? Никогда посланник не совершит столь неразумный поступок.

— Ты бы мог стать помощником моим сыновьям, — заметил Уатта, и отсвет заката лежал на его лице, приветливом и веселом обычно.

— Они еще слишком малы — им нужна не свита, а няньки. Я не гожусь.

— Почему нет? Старшему девять, не маленький. Когда-нибудь он заставит север говорить о себе.

— Когда-нибудь весь этот мир изменится необратимо.

— На что ты надеешься, Тахи? Вы станете изгоями. Никто вас не примет. А дети, если будут, окажутся лишенными силы — только среди дикарей жить.

— Мы проживем и одни.

— Глупо, Тахи, — Уатта поднялся, заходил по комнате. Широкое полотняное одеяние заструилось за ним — ветрено было в Тейит в этот месяц. — Если и находятся безумцы, желающие уйти, их потому и отпускают свободно — в одиночку не выжить. Или ты желаешь увести с собой бедняков в подспорье? Тогда вас убьют. Заберешь северных — убьют северяне. Наших — я сам возглавлю отряд против тебя.

— Не беспокойся, — рот искривился в усмешке, — Только я и Соль.

— И не стыдно сознавать, что твои потомки, если будут, родятся никчемными?

— Надеюсь, они будут людьми. А сила… не самое важное. И без нее живут и счастливы.

— Иди, — сухо сказал Уатта. — Нам не по дороге. Умирайте в лесу, в грязи.

Тахи только усмехнулся краешком рта. Шагнул к двери, поправляя черные кожаные ножны на поясе.

— Тахи! — не выдержал Уатта. — Ну, куда ты, зачем?!

Тот остановился, и натянутость, только что сквозившая в чертах и голосе, исчезла:

— Тебя ждет твоя женщина. Ты любишь ее. Ты-то хоть пойми…

— Не понимаю, — негромко, чуть ли не обреченно проговорил младший посол. — Безумцы тянутся к звездам, но ты — к их отражению в луже.

— Северяне тоже любят звезды, — задумчиво откликнулся Тахи, отвечая не Уатте — собственным мыслям. — Для эсса они не огонь, а капли дождя… драгоценные камни. Говорят, дождь идет вечно, но каждая капля летит долго-долго, и только кажется неизменной. У нее впереди вечность. А у нас вечности нет.

Тахи подозревал, что именно младший посол направил к нему Утэнну. Словно теплую ладонь к сердцу прижали — все-таки Уатта по-настоящему друг. Вот и проверил невольно. Как раз перед тем, как расстаться.