Сильнейшие

Он не ожидал одного — Лайа испугалась. Думал, постарается настоять на своем, примет сделанное Соправителем за вызов — но та попросту предпочла не рисковать.

«Он не должен появиться в Тейит живым. На подходе будут ждать — если ты попытаешься провести это в город, им отдан приказ уничтожить обоих», — так на словах гонца звучало сказанное для Лачи. А письмо Саати подтверждало новость.

Оставить оборотня в надежной тюрьме невозможно — печать хальни действует лишь вблизи хозяина и некоторое время после этого. А остаться с ним самому — предоставить Лайа все делать по-своему.

Если бы Соправительница решила повести свою игру… но она боится. Слабое утешение.

Он призвал к себе Кайе. Всмотрелся в своего пленника, особо внимательно, будто впервые. Выглядит не так уж плохо, не сравнить с той горящей изнутри землей… печать не дает ему сжечь себя. Отросшие волосы падают беспорядочными крупными прядями. Из одежды только штаны, ночная прохлада ему не страшна. Настороженный, недобрый взгляд из-под ресниц. И все же — не так-то легко прочувствовать до конца, что это юное существо и в самом деле смертельно опасно… смертельно опасный враг. Южане ощутили бы это легко, а Лачи лишь знает, разумом. Северяне иные, они не столь открыты, и с ними куда проще — проще видеть даже в ребенке возможного противника за непроницаемой маской.

А этот — весь на ладони; но Сила — само собой, труднее поверить — Дитя Огня отнюдь не стремится только нести смерть. А ведь видел в долине Сиван. Мог бы и догадаться…

— Хочешь знать, как ты здесь очутился? Полностью, с именами?

— Давно пора сказать.

Стоило дать ему хоть что-то желаемое, как сразу подобрался, и вызов в глазах.

Рассказывать Лачи умел, и все убеждение постарался вложить в слова и голос. Старался короче говорить, понятней.

— Тот, кто отдал тебя северу, знал — мы не сможем направить тебя против юга.

— Кто?

— Себя он не назвал, и знак я не видел. Могу только предположить, из какого он Рода, только боюсь ошибиться. Если бы я меньше знал людей, с первого взгляда не счел бы его серьезным противником. Он еще не достиг средних лет, и выглядит вроде древесной змеи — гибкой, тонкой и ядовитой.

— Ийа… — не ответ, просто имя — и прозвучало, словно проклятие. И обещание. Мягко, почти бесплотным голосом. И сам ведь хотел Лачи, чтобы загорелся на юге пожар, а по коже мороз пробежал. Не хотел бы он очутиться на месте того, чье имя произносят так. Вот и четвертое… жаль, не сообразил раньше.

Северянин ощутил в руке прохладу акайли — черный алмаз не нагревался от соприкосновения с кожей — и стало немного легче. Астала далеко, и Сила южан ничуть не больше северной.

— Вот тебе последнее поручение, котенок. Жаль, что приходится расставаться так скоро — мы слишком мало успели. Ты побежишь на юг, в Асталу, так быстро, как только сможешь. И будешь факелом в стоге сухой соломы. Зажги такой костер, чтобы юг долго еще не поднялся. И сам сгори в нем.

Сжал руку в кулак, будто не акайли держал, а душу пленника своего.

Пока южане будут приходить в себя, обессиленные, север вздохнет свободно, беспрепятственно забирая себе новые земли и богатства земель…

Лачи не видел лица оборотня. Через миг после окончания речи на траве перед Соправителем стоял зверь. Человек не сумеет бежать столь быстро, энихи — сможет.

Мелькнула неприятная мысль — ведь слово давал… кому? Кошке? Что же, зато он еще поживет. Разве не стоит быть благодарным за это?

Печать действует вблизи — но срок ее действия отнюдь не так мал. Если он помчится, то, вероятно, успеет.

Рука разжалась — черное тело рванулось вперед.

— Беги…

Несколько раз над головой энихи взошло и село солнце.

Зверя подгонял приказ, поэтому он не обращал внимания на бездорожье; лапы энихи не были приспособлены к долгому бегу, но сила и выносливость зверя превосходили таковые у обычных его сородичей. Обессиленный, полуослепший от боли и ярости, он бежал на юг, руководствуясь чутьем зверя и айо. Он не избегал людей, напротив, энихи влекло к ним. Приказ был — в Асталу, только в голове хищника все смешалось, и он понимал — не то, лишь увидев людей вблизи. Но оба встреченных лагеря принадлежали чужакам, и он промчался через стоянки, больше не обращая внимания на крики и новую боль.

Он не мог охотиться — для охоты требуется ясный рассудок, даже у зверя. Лишь пару раз прямо на дороге ему попадалась добыча — равнинная дрофа и крошечный олененок. Они были растерзаны мгновенно.

Мальчик с пепельными волосами, стянутыми на затылке в узел, гордился собой. Он только что убил большого самца йука, не опасную добычу, но очень вкусную. Опираясь на короткое копье, мальчик рассматривал жесткие щетинки на морде йука и думал, как обрадуется мать — она любит сладковатое сочное мясо этих зверей. Акки всего девять весен, но его уже считают хорошим охотником — а ведь он не рожден в племени. Сейчас он покажет добычу, а потом потащит ее в стойбище — сам, хоть и тяжелый йука, мать — женщина и не должна таскать тяжести.

— Мама! — крикнул он, и голос негромкий, но звонкий был услышан.