Къяли не слышал зова старшего товарища, перед глазами все было черным и вязким, а в голове словно работали кузницы. Бежал, торопясь к Киуте, предупредить ее об опасности. Ничего он почти не умеет, и лесным жителем до конца не стал… но опасность чует, хоть польза какая-то. Что случиться должно, не знал, знал только, что будущее пальцем его поманило — гляди. Завесу приподняло — и опустило тут же, не разобрать, кроме того, что за ней — багровое марево. Так, не разбирая дороги, поглощенный видением своим, скатился в овраг.
Носом — в мелкую поросль папоротника; разбил бы лицо, окажись там камень. Подле лица не оказалось, зато рядышком торчали, небольшие, но острые, словно овраг зубами ощерился.
Попробовал встать, вскрикнул — нога, похоже, была сломана. И ребра… почти не больно, но трудно дышать. И двигаться. Шевельнулся снова — и на сей раз не сумел сдержать возгласа боли, хотя думал, что готов к ней. Тело не слушалось.
— Мейо Алей, Великая Сила, — прошептал Къяли. Два волка, невесть откуда взявшихся, взъерошенных, с края оврага наблюдали за ним. — Киуте…
Нащупал за поясом нож — не выпал. А вот копье потерял, скатываясь по склону. Двое волков — Бездна, не справиться. Лихорадочно соображая, что делают на его месте уканэ. Сила все-таки есть, хоть и малая. Потянул к себе тени, пытаясь создать полог страха — завесу, не пропускающую зверей или людей, на кого поставлена. Тени сопротивлялись, и дымом тянуло, сбивая мысли. «Лес… горит?» — подумал с удивлением, не сопоставив предупреждение, посланное ему, и принявшую реальное обличье опасность. А тени, пошевелившись под его неумелой командой, снова залегли на привычные места, и, казалось, дразнились — попробуй-ка, подними, как это солнцу под силу!
Он закричал, громко, но только огонек тин откликнулся — прибежал и сел на краю оврага. Любопытный. А волки пошли вперед, скалясь, будто испуганные, дыбя шерсть на загривке. Вниз. Къяли пошарил вокруг — ничего. Попробовал, несмотря на солнцем вспыхнувшую боль в груди, выдернуть корень, торчавший из склона — бесполезно.
— Киуте…
Закрыл глаза. Вот и пригодились его слабые способности. Айо не могут оставлять тело. Уканэ могут. Чувствовать клыки, рвущие кожу и мышцы, не придется. Оставить свою оболочку — раненую, уже бесполезную. А разбудить, вернуть будет некому… и некого.
— Киуте. Прости, — глаза остались открытыми.
Къяли ушел.
Склон был пологим — не тяжело подниматься, даже с детьми. Тахи оборачивался постоянно, да и все они оборачивались, пытаясь среди клубящихся дымных дорожек разглядеть фигуры друзей. То тут, то там из дыма вырывалось зверье, бежало, испуганное и злое, готовое зубами рвать и ствол древесный, ежели он преградит путь. Неправильно… так не бывает. Но рассуждать, как ведут себя звери, времени не было. И без того почти весь выложился, пытаясь их Силой отгонять — оружием точно не справиться.
— Киуте, — ухватил ее за руку, больно, да было не до того, чтобы силу соизмерять. — Останешься.
Молодая женщина вскинула на него недоуменные глаза. Дым и запах гари давно уже мешали дышать, и говорить трудно было. Но северяне разговаривали взглядами… вот и он почти приучился.
— Со мной останешься. Сделаем малую стену огня, чтобы звери бежали вдоль нее, вбок. И попробуем остановить это пламя, — указал на горящий лес.
— Вдвоем? — прошептала она, прижимая к себе дочь. По щекам Киуте катились крупные капли, оставляя сероватые дорожки — пепел успел запачкать лицо.
На один удар сердца Тахи замешкался. Потом проговорил:
— Приказывать я не могу. Прошу… Ты дашь свою Силу и сдержишь огонь. Моей не хватит.
Тевари слышал — он всегда ухитрялся слышать то, что не предназначалось ему. Пересмешником бы родиться мальчишке — птахи эти тоже вечно ловят не им предназначенное. Только кричат об этом на весь лес, потому и не любят их многие, если бы солнце не защищало, давно бы лесные жители их извели.
— Я тоже охотник! — закричал мальчик, мотая головой, лишь бы не видеть укоризненное лицо отца.
— Это не просто звери, лисенок. Они обезумели. Да и не в них дело — на дым и огонь тоже с копьем пойдешь? Иди с матерью, защити ее.
— Я не…
— Не? Ты взрослый! — и подтолкнул сына к Соль, ладонь скользнула по волосам — мимолетная ласка. — Иди!
Киуте силой впихнула в руки Соль малыша. Тевари уже стоял возле матери, побледневший, не согласный с отцом, который видел в нем всего лишь ребенка — но молчал.
— А девочка? — растерянно проговорила Соль.
— Куда ее, грудную! хоть сына убереги, если что!
— Но Къяли…
— Нет его больше, — так спокойно сказала.
— Ты айо, ты не можешь знать! — выдохнула Соль.
— Я знаю. Мы были одним целым. Мейо Алей получил его душу, когда-нибудь встретимся.
Маленькая женщина с пепельными волосами смотрела печально и почти умоляюще. Что она могла? Заставить? Не в ее воле. А упрашивать не было ни сил, ни времени.