Сильные духом

На первое подавали жидкий суп. Рашель вошла в зал с большой супницей. Первым она должна была обслужить Дезэ. Когда она наклонилась над ним, тяжелая посудина начала выскальзывать у нее из рук. Ей удалось кое-как ее удержать, но часть содержимого все-таки выплеснулась на спину министру.

С минуту Рашель стояла, оцепенев от ужаса. Затем поставила супницу на стол и убежала. В зал она больше не вернулась. Официантке пришлось обслуживать гостей в одиночку.

Наконец они встали из-за стола. Следующим пунктом программы было выступление на стадионе.

— Это далеко? — спросил министр.

— Не очень, — ответил пастор Фавер.

— Может, мне лучше надеть пальто?

— Не знаю. Лично я замерзнуть не боюсь.

До стадиона было метров восемьсот или девятьсот. Резкий декабрьский ветер пронизывал до костей — нетрудно вообразить, как должен был себя чувствовать на таком холоде человек в мокрой одежде.

По требованию высокого начальства на стадионе собрали молодежь со всей округи — от младших школьников до подростков, в том числе целый отряд бойскаутов.

На некотором удалении от слушателей соорудили небольшой помост, на котором установили два маломощных громкоговорителя. Дезэ подошел к микрофону и развернул листки с заранее написанным текстом. Но едва он открыл рот, как к нему подбежали бойскауты — каждый лично хотел пожать ему руку. Какое-то время Дезэ улыбался, благосклонно принимая знаки уважения. Однако постепенно улыбка сползала с его лица. Следом за бойскаутами и другие дети стали лезть на помост. В образовавшейся толчее министра несколько раз чуть не свалили с ног. Стоявшая позади него свита ежилась от ветра и притопывала, чтобы хоть немного согреться. Мсье Дезэ уже просто трясло от холода.

Наконец поток желающих пожать ему руку иссяк, и он снова встал к микрофону, но оказалось, что техника не работает. Замерзший министр спустился с помоста и начал речь. Он призвал молодежь Ле-Линьона соблюдать расовые законы, исполнять свой долг перед отечеством. Ему приходилось кричать, но почти все его слова уносило ветром. Промучившись с минуту, он чуть ли не бегом покинул стадион.

Далее гостям предстояло посетить церковную службу. Прочесть проповедь Фавер пригласил известного швейцарского богослова, специально приехавшего из Женевы. Он говорил об обязанности каждого христианина блюсти законы и подчиняться властям — при условии, что эти законы справедливы, а государство не заставляет людей нарушать заповеди Божии, главнейшая среди которых — любовь к ближнему.

Неожиданно дверь отворилась, и в зал вошли пятеро школьников. Подойдя к Дезэ, они вручили ему бумагу. Старший, которому на вид было не больше двенадцати, вежливо попросил министра ее прочесть.

— Прямо сейчас?

— Да, — ответил мальчик. — Пожалуйста, мсье.

И Дезэ прочел. Дойдя до середины, он нахмурился, а закончив, протянул листок префекту департамента. Тот, взглянув на текст, что-то забормотал себе под нос, а когда дочитал до конца, скомкал бумагу и бросил на пол. Швейцарский богослов подобрал ее, пробежал глазами и передал Фаверу.

Позднее листок вывесили на доске объявлений у ратуши, где каждый мог его прочесть. Вот что там было написано:

Недавно мы узнали о том, что французские полицейские, действуя по приказу оккупационных властей, врывались в дома и хватали евреев, не совершивших никаких преступлений, уводили из семей отцов, разлучали матерей с детьми. Всех их забирали, чтобы отправить в лагеря в Германии и в Восточной Европе.

Мы считаем своим долгом сообщить вам, мсье Дезэ, что среди нас есть евреи. Но мы не делаем различий между евреями и неевреями, ибо это противоречит Божьим заповедям.

Если наши товарищи, единственная вина которых — то, что рождены в иной вере, получат приказ сдаться властям, они не выполнят это распоряжение, а мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы их спрятать.

— Мсье, — сказал мальчик, которому, видимо, было поручено говорить, — не могли бы вы дать нам ответ?

У Дезэ выдался трудный день, и, возможно, поэтому он не сдержался и ответил слишком резко:

— Я не имею никакого отношения к евреям, которые в любом случае являются врагами нашего государства. Обращайтесь к префекту вашего департамента.

Развернувшись, он вышел из зала. Через минуту все услышали, как завелась его машина.

Префект Брен, высшее гражданское должностное лицо департамента Верхняя Луара, набросился на пастора Фавера: