Я, определенно, не был идеальным. По факту, с этими людьми я хотя бы раз вел себя как придурок, и у меня был вспыльчивый характер. Возьмем, к примеру, Джейдена. Он плачет, но однажды я врезал ему по лицу. Я не помню, за что, но разве мог он забыть о том, что я не всегда был с ним милым?
Ганнер произносит речь, что для меня не является сюрпризом, потому что он всегда в этом хорош. Что удивляет меня, так это испытываемые им эмоции. Он был, вне всякого сомнения, моим лучшим другом, но я не ожидал от него, что он будет говорить обо мне, будто я был святым.
— Я не очень хорош в этом, — начинает он, что неправда. Но, может, это означает, что он не очень хорош в произношении надгробной речи о своем лучшем друге. Сомневаюсь, что и я смог бы быть в этом хорош. — Я даже не уверен, что есть такие слова, которые смогут отразить, что именно Чейз значил для всех нас. Он был тем парнем, рядом с которым хотел находиться каждый, очень решительным и просто клевым. В школе всегда есть такой парень, которого все знают и любят, таким и был Чейз Паркер.
Во время выступления Ганнера, я разворачиваюсь, чтобы понаблюдать за Куинн, и не могу не почувствовать себя побежденным после многочисленных неудачных попыток заставить ее снова меня увидеть. За последние несколько дней я испробовал все, от прыжков на ней до криков ей в лицо. Ничего не работает. Если бы кто-нибудь увидел меня тогда, то подумал бы, что я совершенно спятил, пытаясь заставить ее увидеть меня. И я уверен, что сейчас отец усмехается именно по тому поводу.
Я не понимаю, что произошло. Почему она смогла увидеть меня один раз, но больше не может? Я знаю, что она чувствует меня. Своим теплом, прикоснувшись к ней, я могу сделать ее щеки алыми, и, что более важно, я все еще могу слышать ее мысли, но она не может меня видеть или слышать то, что я пытаюсь ей сказать. Это ужасно раздражает.
— Ты должен быть терпеливым, сын. Дай ей время, — говорит мне отец, стоя рядом со мной, пока мы наблюдаем за толпой людей, пялящихся на мою могилу. Как раздражает меня то, что Куинн не может меня сейчас увидеть, также меня сводит с ума и то, что отец просто появляется из ниоткуда и становится рядом со мной.
Потом он отходит от меня, чтобы встать рядом с мамой, и этот образ — как они вдвоем стоят рядом друг с другом, и отец обнимает маму — я уверен, навсегда запечатлится в моей памяти. Любовь, ощущение покоя, в котором она нуждается, чтобы начать исцеляться, — все это он дает ей в этот момент, и это так пленительно. Когда я был младше, я знал, что они любили друг друга, но никогда не осознавал масштабы вечной любви. Теперь я это понимаю.
Несмотря на то, что этого никто не видит, он помогает ей пройти через это. Существует такая боль, которая не сравниться ни с чем в этом мире. Ни с чем.
И сейчас мои родители оплакивают потерю своего сына.
Наклонившись, отец целует маму в висок, когда она дрожит от переполняющей ее скорби.
Я немного узнал о том, почему являюсь сильной душой и в чем мое предназначение. Я понимаю бескорыстную любовь, и это только потому, что все это я испытываю к Куинн. Конечно, я все еще чувствую злость и негодование, но все это проявляется в форме энергии. Наверное, поэтому я могу приглушать свет и заставлять его мигать, когда расстроен.
Куинн и я — одно целое. Я это чувствую, я это знаю, и это невероятно мощное чувство. В ней есть частичка меня, и наоборот. Вот почему я все еще ощущаю ее боль.
С безнадежностью во взгляде она смотрит на землю, а я наблюдаю за Куинн. Она стоит рядом с моей мамой, и моя грудь сжимается от тяжести, и одновременно с этим все мое тело пронзает острая боль. Когда они начинают опускать гроб в землю, она поднимает руку ко рту и всхлипывает, проглатывая рыдания.
Мое сердце обливается кровью от понимания того, что это разрывает ее на части. Я падаю на колени и хватаясь за грудь от боли, которая проходит сквозь меня. Это боль, причиной которой стало то, что я покинул Куинн.
—
Я все еще могу слышать ее мысли, и они ранят не меньше.