Сильные души (ЛП)

Я разворачиваюсь, намереваясь уйти, и замечаю Ганнера, стоящего рядом и наблюдающего за мной. Он делает шаг в сторону, и я вижу обеспокоенность в его глазах, он сожалеет.

Смешно. Мы оба на этой фотографии, но шлюха я. Я предала свою лучшую подругу. Никто не осмеливается смотреть на Ганнера с такой же ненавистью и отвращением, с какими они пялятся на меня. Так, будто они думают, что я сделала выбор, предав свою любовь, а Ганнер был просто одной из моих жертв.

Я поднимаю руку, показывая, что ему не стоит сейчас ко мне подходить. Мне хочется бежать и кричать.

Во рту так пересохло, будто я не пила несколько дней. К щекам резко приливает кровь, в груди то же самое чертово жжение. Если посмотрю вниз, то, уверена, увижу, что она вся в пятнах и покрасневшая.

Я чувствую, как меня снова накрывает воспоминаниями. Ничего не становится лучше, ничего не проходит. Я навсегда застряла в той ночи — на том повороте, в том тумане. Я все молюсь и молюсь, и когда это не помогает, когда ничего не меняется, мне становится противно от самой себя. Так бесит, что каждая моя мысль — мрак и наваждение. Я хочу, чтобы все это закончилось. Обида, боль, злость и вся моя жизнь, потому что, как только я начинаю нервничать, это сразу приводит к воспоминаниям о той ночи, когда умер Чейз. Несколько месяцев назад, еще до его смерти, я медленно отгородила себя ото всех, и сейчас я по-настоящему одна, и это самое подавляющее чувство, которое я могу себе представить.

Наконец, я беру себя в руки и сдерживаю слезы, пока угрызения совести от того, что я сделала, не загонят меня в такое место, из которого я не смогу выбраться. Я больше не могу бороться с этим, и не хочу. Это слишком тяжело.

Я облажалась во всем… Чейз, мои родители, Мел… моя жизнь.

И вот так просто меня осеняет. Это единственный правильный выход от последствий сделанного мной неправильного выбора.

И сразу же я больше не боюсь одиночества, потому что понимаю, что это единственная возможность все исправить.

Я не боюсь своего разбитого сердца.

Это единственная возможность унять боль и вернуть себе немного покоя.

С этими мыслями я разворачиваюсь и через входные двери выбегаю наружу, вперед, по направлению к пляжу.

Я знаю, что должна сделать.

Глава 18

Чейз

Я не знаю, сколько прошло времени для меня, может, минуты… секунды, но я стою на пирсе рядом с Куинн, ее мысли удушающие. Нас окружают большие черные скалы, холодный ветер с пляжа треплет ее волосы вокруг лица. Сейчас ее капюшон снят, и я могу заглянуть в ее глаза. Я не могу заставить ее повернуться ко мне. Я знаю, что она меня чувствует, но я не в состоянии сделать что-то, чтобы она меня увидела.

Под нами расстилаются, как она думает, ответы, бесконечные воды… бесконечная серость… бесконечная красота, для нее, для нас, навечно.

Эта вода… она хочет верить в то, что эта мутная рифленая поверхность подарит ей свободу.

«Здесь может быть Чейз, потерявшийся в переходах между двумя горизонтами».

Я смотрю на Куинн. Волны бьются о скалы, до наших ног долетают брызги океана. Ее лицо мокрое от слез, из-за чего я ощущаю, будто по моим венам растекается яд.

— Мне не нужна такая жизнь. Мне не нужно все это… мне нужен ты, Чейз. Я хочу, чтобы эта боль прошла, — всхлипывает Куинн. Она закрывает лицо ладонями и прислоняется к скале, свернувшись в калачик, крепко обхватывая руками свое трясущееся тело. — Я не могу справиться с этим. Ты мне так сильно нужен.

Я жду, когда она подумает о той ночи и о том, что делала с Ганнером, но она этого не делает, и я не знаю, вдруг это намеренно. Я не смог увидеть, что видели на экранах своих телефонов все, кто стоял в коридоре. Очевидно одно: то, что произошло между ними, было достаточно плохим, чтобы они оба договорились никогда не рассказывать об этом. Мел или мне. Но о чем? Все, что я могу, это утопать в смятении и боли, которую она ощущает, и в ее мыслях о том, чтобы покончить со своей жизнью. Как получилось, что все резко пришло к этому?

Ее боль пульсирует в моей груди, затрудняя дыхание. Я пытаюсь сдерживать разрывающие меня изнутри рыдания. Это так отличается от ощущений, когда я плакал раньше, потому что сейчас это не приносит облегчения. Я не получаю никакого освобождения.

Опускаясь на колени рядом с ней, я хочу отдать ей все, что только могу. Но правда в том, что я сам нуждаюсь в ней, и это как бы, не знаю, эгоистично, да, но, может… может, таким образом, мы наконец-то сможем снова быть вместе.

В тот момент, когда я сажусь рядом с ней, меня накрывает ее скорбь, и я перестаю что-либо видеть, в каком-то смысле, я практически ослеплен. Ее тело переполнено горем, рыдания такие сильные, что почти беззвучны.

— Это единственный выход, Чейз. Я не могу жить без тебя, и после всего этого, больше ничто не сможет разлучить нас, — говорит Куинн, а затем, покачиваясь, встает. Еще одна волна врезается в скалу, намочив ее одетые в джинсы ноги, она делает еще один шаг и прыгает.