Сильные. Книга 1. Пленник железной горы

Сопротивляюсь. Как в Кузне. Мне больно, но терпимо. По сравнению с Кузней — плюнуть и растереть. Хуже другое: между ушами копошится клубок червяков. Левый глаз видит, правый — не видит. Руки-ноги то бревна, то веревки. Кишки лезут через глотку. Падаю, Юрюн в Юрюна. Растворяюсь, исчезаю. Сам себя съел, переварил, в отхожее место скинул.

«Боль? — спрашивает мертвый Омогой. — Есть кое-что похуже боли, сильный. Ты — больше не ты».

— …Ты в порядке?

Небо. Голубое.

Облака.

Ветерок холодит щеки.

Облака и небо заслоняют два лица и харя. Нависают надо мной, беспокоятся. Лица — Мюльдюн и дядя Сарын. Харя — адьярайская, аккурат между ними. Судя по харе, Уот Усутаакы больше всех за меня волнуется. Ну да, за меня. За кого же еще?! Это я на спине лежу, в небо пялюсь. А они вокруг Юрюна Уолана сгрудились и переживают.

— В порядке.

Выходит не слишком убедительно.

— Встать можешь?

Это дядя Сарын. Глаза у него закрыты. Как по мне, век бы он их не открывал. Век не открывал бы век. Звучит смешно, но мне не смешно. Мне плохо. Меня тошнит, я переворачиваюсь на бок.

— А ну-ка, поднимите его.

— Не надо!

Поздно. Меня подхватывают две лапищи, вздергивают на ноги. Одна лапища — Мюльдюнова, другая — Уотова. Брат хмуро косится на адьярая, но ничего не говорит. У меня кружится голова, я плююсь зелёным, стараясь не попасть на брата.

— Не так резко, остолопы!

Уот хохочет:

— Остолопы? Столпы! Вот, подпираем.

Надо же! Адьярай шутит! Сейчас он поменьше, чем вначале. На человека смахивает. Может, если сильнее усохнет, совсем человеком станет? А что? Обычное дело. Как нянюшка Бёгё-Люкэн: то ящерица, то старуха.

— Дыши глубже, приходи в себя.

Дышу, прихожу. Уот с Мюльдюном меня держат, чтобы не упал. Небо перестает вертеться, земля останавливает бег, колени больше не подламываются. Стою, сильный. Делаю шаг, второй, третий. Ничего, получается. Мы, сильные, живучие.

Адьярай тычет пальцем в дядю Сарына:

— Так бы сразу и сказал: невеста еще маленькая. Только родилась.

— Я тебе так и сказал.

— Нельзя жениться. Ты бы сказал, я бы понял.

— Я сказал! Оглох, что ли?

— Ну да?!

— Я тебе три раза сказал. А ты драться полез.

— Правда?

Уот чешет за ушами обеими пятернями раздвоенной руки:

— Не помню, — он смущён. — Ладно, нельзя, так нельзя.

И взревывает на всю округу:

— Праздник, дядя Сарын! Дочка у тебя родилась!

— Двойня у меня родилась. Мальчик и девочка.

Сарын-тойон недоволен. Чем, интересно? Всё ведь хорошо: мы живы-здоровы, Уот драться раздумал, невесту не требует…

— Ха! Два раза праздник, кэр-буу!

Уот снова увеличивается:

— Гуляем, дядя Сарын! Пусть мясо несут, кумыс несут!

— Сюда, что ли?

Уот не слышит:

— Гости пришли. Пьем-гуляем, тебя поздравляем! Веселье!

Дяде Сарыну не до веселья. Но нельзя же прогнать гостя, будь он хоть трижды адьярай? Это даже я понимаю, а уж дядя Сарын и подавно. «Вот только праздника мне сейчас не хватает!» — читается на его лице.

— Праздник, — у Уота находится внезапная поддержка, и это мой старший брат Мюльдюн. — Рождение детей — праздник. На праздниках гуляют. Так правильно.

Ну да, Мюльдюн ведь тоже сын Закона-Владыки. «Правильно» — это у нас семейное.

— Хорошо, — Сарын-тойон обреченно машет рукой. — Будет вам праздник.

И мы дружной компанией идем к дому Первых Людей. Позади нас ковыляет, жалобно поскрипывая, арангас Уота. На ходу дядя Сарын громко отдает распоряжения. Знать бы, кому: рядом с нами никого нет. Впрочем, его слышат — когда мы приходим, возле дома суетится блестящий слуга. Порхает, мелькает, рассыпает во все стороны солнечные блики. Кажется, что слуга выкован из стали. Я вспоминаю, как дядя Сарын вызывал светлую Ахтар Айысыт. Если богиня его за три неба услышала, то уж блестящий слуга и подавно.

Дядя Сарын, он убедительный.

ПЕСНЯ ШЕСТАЯ

И вот, мы —

Нижние адьяраи,
Рожденные в облезлой дохе,
С деревянными колодками на ногах,
Обреченные во тьме пребывать,
По девять суток не пить и не есть,
Спящие на льду,
Сидящие на крови́
Растерзанных нами жертв,
Совсем пропадаем теперь…
Вот какая наша судьба,
Вот какой у нас неуют!

«Нюргун Боотур Стремительный»

1 Мы пьем кумыс

— Усун-туску![26]

— Усун-туску!

— Детям — здоровья! Родителям — счастья! Дому — добра-изобилья!

Это Уот. Если не глядеть на него, а только слушать, и не скажешь, что адьярай. Здравицы возглашает — обзавидуешься. Мюльдюн, конечно, мне брат, но поздравляет он, что твой бык мычит. Может, не все они гады, эти адьяраи? Ну да, а кто дядю Сарына убить грозился?! Невесту силой умыкнуть?

«Что, сильный? Ты не грозишься? Ты сразу убиваешь?!»