— Все в порядке? Жив-здоров, удачно съездили? Ой, да что я, глупая, спрашиваю! Сама же вижу…
— Спасибо, тётя Уйгуна. У меня все хорошо.
— Погоди, не уходи! Я сейчас!
— Да я…
— Я вкусненького напекла: с пылу, с жару! Вовремя ты зашел!
Раз — и нет ее. Два — объявилась. Точь-в-точь Баранчай! И блестит, лоснится. Может, её муж тоже чуточку перековал, как Кытай Бахсы — железного человека? Для пущей сноровки, а?
— Вот, попробуй!
Колобки из карасевой икры. Золотистые, с поджаристой корочкой. Загляденье! На вид: вылитая Уйгуна-хотун. На вкус: чуп-чуп, уруй-туску! Уфф-ф… Объеденье!
— Спасибо, тётя Уйгуна!
— На здоровье, Юрюн, на здоровье! Ты к Кустуру пришел? Позвать его?
— Не надо, он работает. Передайте: как освободится, пусть на тюсюльгэ приходит. Там и увидимся.
— Передам, обязательно передам!
Я нисколько не усомнился: передаст, не забудет. Не то что некоторые. О семье она тоже заботится. И вовсе одно другому не мешает…
Я побрел прочь, уже без всякой цели. Все трудятся, родным помогают — один Юрюн-боотур без дела шляется? Да нет, не один. У нас вся семья такая. Папа целыми днями на веранде лежит, на горы смотрит. Мюльдюн… А что — Мюльдюн? Туда поехал, сюда поехал. Вроде как по делу, а вроде — и нет. Ну ладно, мама по дому, по хозяйству. А мы, мужчины? Нас, между прочим, весь улус кормит, поит, одевает. Не дом — полный чорон. Ни просить, ни напоминать не надо — сами все лучшее приносят. За что, спрашивается? Только за то, что мы — солнечные айыы? Табунщики коней пасут, охотники дичь бьют, кузнец железо кует, Бётяс кумыс готовит. А мы? Может, мы и не нужны вовсе?
— Юрюн!
Кустур нагнал меня на краю поля — там, где мы обычно собираемся. Он запыхался, раскраснелся, взмок. Сразу видно, бежал со всех ног. Хороший человек дядя Тимир: увидел, что сыну невтерпеж, отпустил…
— Привет, Юрюн! Давно вернулся?
— Сегодня. А чего ты без молотка?
— Шутишь? Мамка сказала, что ты меня видеть хотел — отец сразу молоток отобрал. Беги, говорит, не заставляй ждать…
Экая важность — Юрюн-боотур Кустура видеть хочет! Тимир меня случайно с моим дядей, Белым Владыкой, не перепутал? Ладно, не мое дело.
— Вот, держи. Это тебе, подарок.
Кустур не спешил взять лук. Спрятал руки за спину:
— Правда мне?
— Тебе, тебе!
— А ты как же? Без лука?
— У меня другой есть. Бери!
— Ну, я даже не знаю…
— Бери! А то обижусь.
— Спасибо! Спасибо, Юрюн! Веришь, мне твой лук ночами снился…
Он ахал, восторгался, благодарил, и все как-то чересчур. Не столько радовался, сколько мне показывал, как он рад и благодарен. Раньше я такого за ним не замечал.
— Вот же ж…
Это Кустур лук натянуть решил. Тянет, тянет. До половины, и только. Нет, он честно старается. Честно-честно! Пыхтит, багровеет, тянет изо всех сил — нет, никак. Пустил ветры от натуги, засмущался:
— Тугой…
Я думал, Кустур посильнее будет. Обычный лук; не боотурский — охотничий. Что там его натягивать? Это ж не костяное чудище из оружейной мастера Кытая! Охотничий лук. Как у Манчары. Взрослый. Вот я дурачина! У Кустура-то до сих пор детский был! Об этом я не подумал…
— Привет, Юрюн!
— Привет!
Я дружески хлопнул здоровяка Вилюя по плечу. Вилюй охнул и чуть не упал. Притворяется? Вряд ли. Из Вилюя притворщик, как из гадюки стрела…
— Ты чего?!
— А чего?
— Больно же!
С опаской зыркая на меня, Вилюй отступил на пару шагов, начал тереть ладонью пострадавшее плечо. Обиделся, да. За что, спрашивается? Я ж на радостях, шутя — давно не виделись…
— Извини, я не нарочно…
Как наяву, встало перед глазами: «Ай, молодец!» — и Уот Усутаакы хлопает слугу по плечу. Плечо хрустит, рука Баранчая обвисает веревкой… Верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Три дня в компании адьярая — и вот, на̀ тебе!
— Прости, не рассчитал. Плечо-то цело?
Вилюй двигал плечом туда-сюда:
— Вроде, цело. Синяк будет — ого-го!
— Я не со зла…
— Да ладно, пустяки. Только ты это… Поосторожней, ладно?
— Чего — поосторожней? Чего, а?
— Привет, Юрюн!
Это Чагыл с Никусом. Вроде ж еще не вечер? И что, всех поотпускали? Ради меня? Вот ведь закавыка…
— Привет! Вот, вернулся.
По плечам я хлопать зарекся. Если Вилюя перекосило, а он самый сильный в нашей компании… Мелкие они какие-то стали. Худосочные. Вилюй, Кустур, Чагыл, Никус. Я смотрел на них сверху вниз и удивлялся: как я раньше этого не замечал?
— Расскажешь про Средний мир?
— Про Кузню, про Кузню расскажи! Ты ж там был?
— Был.
— Давай, рассказывай!
Я подбоченился, как подобает бывалому боотуру. Набрал в грудь воздуха, готовясь начать рассказ. Открыл рот — и закрыл.
Они ждали. А я молчал.