Сильные женщины. Их боялись мужчины

Она и впрямь ворвалась в музыкальную тусовку, где, несмотря на возникающие время от времени свежие ветры, многое как бы расставлено по ранжиру, разложено по полочкам и нишам. Государственно-державная А.Б.П. с примкнувшим к ней Филей, неприкасаемые, блюдущие клановые традиции и огрызающиеся, если кто-то на них посягает; прошлые советско-брежневско-политбюровские кумиры — Ротару, Кобзон, Понаровская; особняком стоящий Леонтьев, который продолжает очаровывать все новые поколения своих поклонников; Долина, Аллегрова, Распутина, Апина — это длинный ряд, не буду перечислять; замыкающая череду примерно в пятьдесят фаворитов эстрады все еще юная, но бронзовеющая на глазах Алсу, собирающаяся, как на днях стало известно, на конкурс «Евровидение». Так как же с Земфирой? Все вроде бы занято, и тесновато малость в престижном ряду. Но только не для уфимской «хулиганки». Она сметет все титулы, завоюет сердца, у нее сейчас самое время «матереть». Специалисты, правда, считают, что Земфира должна занять вроде бы пустующее несколько лет место несравненной Жанны Агузаровой, на которую, кстати, она похожа и голосом, и харизмой. Мне же видится иное: занимать чье-то место всегда плохо, не самодостаточно. Земфира — это и есть место. Никого еще не сравнивали на сцене с вихрем, пожаром и ветром, с тайной вечерей и азиатской погоней, с заговором и приговором. Земфира резка, угловата, взрывоопасна, скандальна. ТВ скоро одарит зрителей ее новым клипом: в поисках то ли ушедшей, то ли не пришедшей любви певица запросто разгуливает по крышам дорогих авто, высматривая в бензиново-туннельном угаре свою судьбу. Сорок машин участвовало в съемках. Дороговато обходится новая звезда ее продюсерам. Но, как теперь говорят, надо обладать искусством требовать жертв. И Земфира и требует, и приносит. И снова не без эпатажа. Недавно она перенесла сложную операцию. Ей пришла в голову идея: досконально заснять весь процесс проникновения тонких хирургических инструментов в ушную раковину, чтобы затем использовать съемки в новом клипе. Что ж, «изящные» планы, возможно, еще больше привлекут внимание к новой эстрадной персоне. Земфира уже доказала, что во имя искусства, во имя своего «счастливого ремесла» она может жертвовать. — В Краснодаре у меня поднялась высокая температура, а перед концом выступления стало вообще фигово. Но выхода не было: зал ждал. Когда я ушла со сцены, температура у меня была сорок один градус. Меня — в реанимацию.

Земфира теперь знает, как жестоки законы бизнеса. Умри, но пой. Точнее, сначала спой, потом хоть умри. Иногда кажется, не женское это дело — колесить по огромной стране, надрывая голосовые связки, ночуя в не всегда люксовых гостиницах. Но Земфира «пашет». Раскрученная тысячами газет, диджеями всех «серебряных дождей», обольстившая легион любителей песни, она должна петь. Отступать некуда. Позади Уфа. Где и любят, но где уже и не ждут. Птичка вылетела из гнезда в свободный полет. Ей всего двадцать два. А впереди — целое тысячелетие. Новое, неизведанное, таинственное. Оно начинается с голоса Земфиры. 2000

ТРИ БОГИНИ. ЭДИТ ПИАФ. МИРЕЙ МАТЬЕ. ПАТРИСИЯ КААС

Копаться в биографиях знаменитых французских певиц — все равно что писать детектив, проводить прокурорское расследование. Те же сопоставления фактов, очные ставки, свидетельства очевидцев. Но вот что поразительно: чем больше совпадений в их жизненных колеях, тем дальше отстоят они друг от друга. Недаром Патрисия Каас чувствует себя отдаленной от Пиаф, «не находя себя в ее голосе», а Мирей Матье, несмотря на ранг официального символа Франции (ее образ, исполненный в бронзе и граните, красовался во всех мэриях страны), все же ревнует к поистине бессмертной уже славе «парижского соловья».

…Нищета плодит гениев. Куда от этого денешься: и Эдит, и Мирей, и Патрисия родились в бедных многодетных семействах. Отцы клепали малюток, мамаши стирали пеленки, и ни о каких гаммах не могло быть и речи. Какие там гаммы, когда одна из девочек только в пятнадцать лет впервые смогла помыться в ванне, другая часть детства провела в захудалом притоне, куда ее сбагрил отец на воспитание мамочке-бандерше, а у третьей лишь в девятом классе появилась мелочь на леденцы. Все трое из провинции, все брали Париж штурмом, и все победили. Фортуну, музыкальных критиков, публику, Бруно Катакрикса — гениального продюсера, «Олимпию», саму Францию.

И все три богини, вылезшие из нищеты, олицетворяют сегодня почти целый век национальной французской песни. Это примерно как если бы (конечно, всякие сравнения хромают) мы соединили в одну линию жизни судьбы Руслановой, Шульженко и Пугачевой. С той лишь разницей, что шансон — он и есть шансон, то есть песня о любовной удаче или размолвке, о разлуке, о печали, о самой себе. Русские же, советские певицы не могли все время петь только о себе, им надо было петь о партии, о Сталине, о коммунизме, о колхозе. Как говорят в Одессе, — это две большие разницы.