Сильные женщины. Их боялись мужчины

В судьбах трех шансонеток есть одна довольно драматичная общность, я бы сказал, преемственность. Это когда не срабатывает библейская истина о том, что нет пророка в своем отечестве. То есть он, конечно, есть, но, что называется, пророк временный. Да, всеобщее поклонение было (на похороны Пиаф пришел и впрямь весь Париж), но любимица парижан, «народная артистка» немало времени провела за океаном, в пресловутой и далеко не во всем обожаемой французами Америке. Что тянуло ее туда? Возможность заработать, выпустить пластинку, пообщаться с голливудскими «настоящими» звездами? С Синатрой, например, с Мэрилин Монро? Пиаф хотела остаться покорительницей и американских меломанов. Хотя это нелегко: известно, что янки считают свои вкусы патриотически-неизменными.

Отношения Мирей Матье с соотечественниками, мягко говоря, прохладные. Да, бюсты в мэриях, но это официально, а сердцем, душой, памятью они уже с другими кумирами. И Мирей обижена. Она купила жилье в Лос-Анджелесе и годами не появляется на родине. Ее уже стали забывать, новые поколения тинейджеров предпочитают техно и рэп. Это все равно что наши мальчишки и девчонки спросили бы у родителей: «А что, Майя Плисецкая — это испанская балерина?»

Многие французы считают, что она предала родину. Мирей отвечает: «Сначала научитесь меня любить».

Первый диск еще полупровинциальной Патрисии Каас «Мадемуазель поет блюз», принесший ей два миллиона долларов, покорил и Европу, и США. С тех пор она мечтает чаще и чаще представать перед американской публикой. Она и живет на «западный» манер. Флиртует с кумирами. Все говорили о романе с Аленом Делоном. Меняет имидж, гардероб, переносясь из эпохи в эпоху. Она не выступала в Париже целых четыре года. «США — страна большая, и я хочу там петь и жить», — заявила Каас в Москве в сентябре 1987 года.

Нас всегда тянет к большому и чистому. Быть пророком — значит самому быть и большим, и чистым. Умным, справедливым, всепрощающим. Но и герои не всегда правы. Даже Александр Матросов, во имя Родины закрывший своим телом амбразуру дзота, может быть, ошибался: стоило ли губить свою молодую жизнь, ведь Родина его почти забыла? Хотя что плоть — ведь она временна на этой земле. Есть вещи посильнее томления тела. Мне кажется, что это уже трагически начинала понимать Эдит Пиаф. Выразить любовь и ненависть можно только голосом. Песней. Надрывом. Перекатывающимся аффрикативом эр-р-р. Вот и три легендарные шансонетки нашего времени перекатываются в новое тысячелетие. Эдит, Мирей, Патрисия… Это уже музыка.

1999

БЛЕФ ВО ИМЯ ТРИУМФА. ЛЮБОВЬ ОРЛОВА

Природу и породу не проведешь. Помните: «Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка». Сказано как в яблочко. За все приходится расплачиваться: за черное-белое, за доброе-злое.

Весной семьдесят шестого в фойе Дома литераторов одна немолодая дама, от которой исходил густой, чуть ли не довоенный запах пудры «ТЖ», предложила мне, собирателю автографов, приобрести три письма актрисы Любови Орловой к своему мужу кинорежиссеру Григорию Александрову. Я был удивлен. Орлова умерла лишь год назад, и в моем тогдашнем представлении вся ее жизнь и творческая судьба принадлежали, что называется, народу, партии, музеям. Смерть Любови Петровны так потрясла массы, что поговаривали, будто бы вот-вот в доме на Бронной, где она жила в последнее время, откроется музей-квартира народной артистки Советского Союза. Но нет, «судьба (все-таки) — индейка». Приобретая интимные послания символа отечественного киноискусства, я потворствовал агонии памяти о казавшейся вечно живой и вечно любимой Любови Орловой. Но вечного ничего нет, все — тлен, даже пирамиды фараонов потихоньку, от тысячелетия к тысячелетию, усыхают. А тут человек. Женщина. Актриса. Все так субтильно, призрачно, хрупко.

Всю жизнь Любовь Орлова утаивала свою биографию. Никто в точности не знает, когда она появилась на свет. В феврале или в январе? В 1902-м или 1903-м? Есть свидетельства, что при паспортизации в тридцатом году она скостила себе пять, а то и десять лет. Разночтения упираются в другой поразительный факт, который также скрывался народной любимицей долгие годы. Сохранилась книжечка сочинений Льва Толстого с надписью «Любочке. Л. Толстой». Даты нет. Только в хрущевские времена доверчивые советские зрители стали узнавать, что, оказывается, Любовь Петровна из тех самых Орловых, дворян, хозяев земли русской, и что Гришка Орлов, екатерининский птенец, — ее прапрапрапращур. И что по другой линии, по материнской, она родственница великого писателя. Вот почему он и подарил пышнорусой, сказочно красивой девчурке свои сочинения.

Но ведь Толстой скончался в 1910 году. Значит, Любочка никак не могла родиться в 1911-м или в 1912-м. Следовательно, она появилась на свет не как указано в ее документах, в том же 1912-м, а на несколько лет раньше. Ведь Лев Николаевич дарил книжку уже умеющему читать человеку? Вопросы, загадки…