Некстати подумалось — хорошо, что отец так рано умер, да простит Аллах такие мысли. Он умер с гордостью за своего сына. Он не пережил бы позора, если бы узнал, что его сына, тогда уже полковника КГБ посадили в тюрьму, он не принял бы его дома, он просто не понял бы — что ему не говори. Хотя нет… он умер бы от горя, увидев своими глазами что творится в стране…
— Сменим тему. Вопрос — назовите пункты, через которые проходил контрабандный транзит героина. Это был Ташкент?
— Какой Ташкент, мушавер… ничего то ты не знаешь. Ташкент слишком часто проверяли. Это был аэродром в Оше, там какие-то ваши авиаполки базируются. Оттуда дальше.
— Куда — дальше?
— И этого я не знаю. Я знаю, откуда ваши борты приходили. Дальше — не знаю, ищи там, мушавер.
— Найдем. Следующий вопрос. Про кого еще из советских военнослужащих, советников, иных лиц с советским гражданством вы знаете, как об участниках схемы наркотранзита.
— А вот этого — не скажу, мушавер.
— То есть, как — не скажете?
— Так. Выполни то, что обещал — тогда поговорим.
— Запись прерывается…
Генерал Аскеров нажал на кнопку. Наджибулла старался не смотреть допрашивающему его мушаверу в глаза.
— Играешь… — неопределенно сказал москвич.
— Мое дело. Пока семьи не увижу — ничего не скажу. Мне все равно — что жить, что умирать, мушавер. Если надо — так и расстреляйте меня за то, что я сделал. Семье жить дайте. Об одном прошу, мушавер, семье жить дайте. Как братьев вас прошу…
Генерал спрятал диктофон в карман, поднялся со стула.
— Вовремя ты о братстве сейчас вспомнил. Козел.
— Подожди! — Наджибулла остановил генерала у самой двери.
— Ну?
— Ты кое-что не понял, мушавер. Кое-что очень серьезное не понял. Ты думаешь, это мы все затеяли: я, Кармаль и несколько нехороших людей в командовании контингента и КГБ? Нет, мушавер, это не так. Все с верха шло, с самого верха. С вашего верха. Кармаль в Афганистан приехал — он про это уже знал, готовился это делать.
— Бред какой-то.
— Это так, мушавер, хлебом клянусь. Рафик Кармаль при мне ругался, говорил, что Советы войну затеяли и нас втравили.
— Не только он это говорил. Вы все это говорили.
— И я говорил, мушавер, но дело не в этом. Вы и в самом деле эту войну — сами затеяли. Ты сейчас пойдешь звонить — подумай хорошо, кому ты будешь звонить. Как бы не получилось так, что ты позвонишь самому злейшему врагу.
— Назови мне их, чтобы этого не произошло.
— Не могу, мушавер, да я и знаю то их не всех. Но семью в Москву привезешь — назову. Кого знаю.
— Тогда сиди. Жди. И молчи.
Генерал вышел из комнаты, аккуратно закрыл дверь.
— Никого к нему не пускать, никого. Следите, чтобы он не совершил самоубийства. Если ему принесут еду и воду — требуйте, чтобы тот кто принес, попробовал все это сам. Обыскивайте каждого, кто входит, и никакого оружия.
— Нам довели при постановке на пост… — сказал один из охранников.
— Сохраните его, ребята. Сохраните — «За отвагу» получите, только за то, что несколько часов тут стояли. Нет — в дисбате сгниете…
Когда генерал ушел, охранники переглянулись. Потом один из них кратко высказал все, что думает по этому поводу. Нецензурно.
Генерал зашел в центр связи базы. Когда он шел сюда в голове мелькнула мыслишка, а что если и… Но тут же — он упрекнул себя. Человек, который его сюда послал — он же его считай и из тюрьмы вытащил, и не только его — многих. Он его сюда послал и задание дал… не может быть, чтобы и он… Не на себя же охотиться.
— Покинуть помещение! — приказал генерал- Аскеров, когда настроили связь с Москвой, — всем, включая дежурных операторов.
— Но… не по инструкции же…
— Кто из дежурных знает азербайджанский?
— Никто, товарищ генерал.
— Хорошо, дежурные остаются, все остальные — вон. Быстро!
Про себя он решил — если говорить на азербайджанском, те, кто будет слушать — должны будут сначала найти переводчика, потом все это перевести. Переводчика найти не так то просто. Так он выиграет хоть пару часов…
Когда лишние с поста вышли — он прервал связь, набрал на терминале другой номер. В ожидании ответа нервно постукивал пальцами по краю стола. Сейчас, сегодня — многое решится. Пан — или пропал.
Наконец — с той стороны ответили…
— Бу, Гейдар-эфенди. [67]
— О мэнэ [68]? — в трубке послышался знакомый голос Председателя Президиума Верховного Совета СССР, хриплый, приглушенный аппаратурой космической связи.
— Бэли кох. О ади адлари хазирдир. Бютюн адлари [69].
— Сабит калишмишдир. Кох яхши. Мэн хошбэхт одлум. Сиз бир сей лазимдир? [70]
— Бэлитэяре вэ киса заманда. Бу, кох тэклюкэлидир [71].
— Тэйяре дерд саат сизэ оласак. Она оф онун гёзлери алмак емтеиб [72].
— Мэн хэр шэи баса дюшдюм, Гейдар-эфенди [73].
— Мэн Москвада сизин юшун беклиёрум. Эхсен [74].
Генерал Аскеров положил трубку. Машинально вытер руку об костюм — трубка скользила в мокрой от пота руке…
Самолет прибыл через четыре часа. Это был не Ан-12 или Ил-76 как можно было ожидать. Это был старый Ил-18 Салон, самолет командующего Туркестанским военным округом. Лететь — предстояло с полным комфортом.