Силуэты пушкинской эпохи

Осенью 1805 года Андрей Иванович отвез сына в Петербург и поместил в иезуитский коллегиум патера Чижа. «Эти иезуиты, — вспоминал впоследствии Вяземский, — начиная от ректора, патера Чижа, были — по крайней мере, в мое или наше время — просвещенные, внимательные и добросовестные наставники. Уровень преподавания их был возвышен. Желавшие учиться хорошо и основательно имели все способы к тому и хорошо обучались». Некоторое время Вяземский учился в пансионе при Педагогическом институте, затем вернулся в Москву и брал уроки у профессоров Московского университета.

В 1807 году умер старый князь Вяземский. Опекуном молодого князя стал Нелединский-Мелецкий, а покровителем Карамзин. В число знакомых Вяземского входят, помимо Жуковского и Дмитриева, Батюшков, Денис Давыдов, Грибоедов, а чуть позже и более молодые литераторы. «Он скоро сделался идолом молодежи, — писал Ф. Ф. Вигель, — которую роскошно угащивал и с которой делил буйные забавы. Да не подумают, однако же, что этот остряк, весельчак был с кем-нибудь дерзок в обращении: он всегда умел уважать пол и лета. Баловень родных и друзей и прекрасного пола, при постоянных успехах и среди многих заблуждений своей счастливой молодости, он никогда не зазнавался, всегда оставался доброжелателен, сострадателен и любящ».

Казалось, что и литературная, и общественная карьеры Вяземского должны сложиться успешно. В 1818 году он отправляется на службу в Варшаву чиновником по иностранной переписке при императорском комиссаре Новосильцеве. Вяземский, как и многие его современники, ждал от императора Александра конституционных преобразований. И именно в Варшаве, выступая в сейме, Александр I пообещал дать конституцию России. Вяземский участвовал в переводе речи императора на русский язык и в составлении записки об отмене крепостного права, поданной царю в 1819 году. Но ожидания не оправдались, и Вяземский уходит в отставку.

Вновь он поступил на службу уже в царствование Николая. Он добивался должности министра просвещения, но вынужден был на протяжении четверти века служить в Министерстве финансов и в Государственном заемном банке, то есть заниматься делами, глубоко чуждыми ему. Впрочем. Александр II в 1855 году назначил Вяземского товарищем министра народного просветления, а вскоре Вяземский фактически возглавил цензурное ведомство. Деятельность на этом поприще славы ему, увы, не принесла.

И литературная судьба Вяземского сложилась не блестяще. Его стихи в большинстве своем тяжелы, и лишь в поздней лирике есть несколько действительно сильных стихотворений. Не стал Вяземский и прозаиком, даже заметным критиком не стал. Тем не менее собрание его сочинений включает 12 томов, и личность его безусловно значительна.

Наверное, мало в ком в такой степени сказался дух вольтерианского скептицизма. Еще в юности славился он своим остроумием, своими фантазиями и bons mots и впоследствии любил говорить, что истинная веселость существует не в письменной, а в устной русской литературе. Собирателем и хранителем этой устной литературы, устного предания пушкинской эпохи и стал Вяземский. Его записные книжки, дневники и воспоминания — живое свидетельство о времени, характеру и духу которого Вяземский оставался верен до конца своей жизни. Его Остафьевская усадьба все более напоминала музей: помимо различных коллекций и собраний там была комната Карамзина, в которой Николай Михайлович работал над «Историей государства Российского», пушкинская комната, где хранились вещи поэта.

«Я пережил и многое и многих», — написал Вяземский в одном из своих стихотворений. Слова эти можно отнести и к его личной жизни. Из восьмерых детей Петра Андреевича и Веры Федоровны Вяземских своих родителей пережил лишь один — Павел Петрович Вяземский.

П. П. Вяземский (1820–1888)

«Что делает его сиятельство Павел, которого письма составляют единственное утешение наше?» — спрашивал Веру Федоровну Вяземскую Пушкин в апреле 1828 года. «Его сиятельство Павел» — это Павел Петрович Вяземский, сын Петра Андреевича. В ту пору, когда Пушкин писал это письмо, Павлу Петровичу исполнилось семь лет, но он был уже достаточно авторитетным корреспондентом А. С. Пушкина и даже высказывал критические замечания по поводу его произведений. Павел Петрович вообще вырастал в более раскованной и непринужденной обстановке, чем его отец, — вместо правил и предписаний ему предоставлялась свобода выбора, и это изменение во взглядах на воспитание достаточно хорошо иллюстрирует стихотворение Пушкина, адресованное Павлуше Вяземскому:

Душа моя Павел,
Держись моих правил:
Люби то-то, то-то,
Не делай того-то.
Кажись, это ясно.
Прощай, мой прекрасный.