Силуэты разведки

Глядя на этого скромного, немного застенчивого человека, никогда не скажешь, что перед тобой — полковник госбезопасности, один из основателей афганской разведки Михаил Гречка. Что это тот самый «афганский лев Майкл», с которым сражались лучшие умы американской, английской и пакистанской разведок, о котором говорили многие западные радиостанции.

Сотни тайн окружают этого человека. О том, например, почему взорвались душманские склады оружия в Пакистане. И не взлетела в воздух мечеть-гробница Хазрата Али в Мазари Шарифе, хотя контейнеры со взрывчаткой были установлены.

Противостояние длилось больше десяти лет. Он не проиграл. Проиграла его некогда великая страна. Сегодня Михаил Яковлевич Гречка, бывший советский разведчик, полковник СБ Украины в отставке, возглавляет научно-философский Центр «Евро-Азия — III тысячелетие». Говорит на английском, немецком, арабском, фарси.

— Михаил Яковлевич, как вы пришли в разведку?

— В разведку никто не приходит сам. Туда приглашают.

— Вас пригласили, когда вы были студентом, или позже?

— Пригласили уже после того, как я закончил факультет романо-германской филологии Днепропетровского университета.

— В какой форме было сделано это приглашение?

— Думаю, не стоит акцентировать на этом внимание. Формы тогда использовались разные. И они практически всему миру известны. Но какие именно — об этом не будем…

— Потом вы учились в спецшколе?

— Это было спецучреждение. Высшее учебное заведение.

— А затем?

— Какое-то время работал здесь, в Киеве, и усиленно учился. А вскоре меня вызвал председатель КГБ Украины генерал Федорчук и сказал, что я нужен там. Откровенно говоря, такого предложения я и ждал. Дело в том, что уже в те годы, кроме немецкого, я свободно владел несколькими восточными языками, хорошо знал страны Ближнего и Среднего Востока. Конечно же, согласился. Так оказался в Афганистане.

— В прессе прошла информация о том, что еще до начала афганской войны вы познакомились с Наджибуллой…

— Я познакомился с ним, когда он был руководителем службы государственной информации Афганистана.

— Эта служба, наверное, исполняла те же функции, что и советский КГБ?

— В какой-то степени. Кстати, говоря о Наджибулле, я хотел бы подчеркнуть, что он был человеком высокообразованным, воспитанным, умным и пользовался уважением соплеменников.

— Наверное, вам нелегко было узнать, что его так зверски убили.

— Думаю, это было не просто убийство. Это была запланированная, продуманная акция, операция, в которой Талибан был использован как киллер.

— Вы прибыли в Кабул до ввода советских войск. Что представлял собой Афганистан в то время, чем запомнился?

— В первый день пребывания в афганской столице меня поразили две вещи. Кабул буквально утопал в красных полотнищах, транспарантах. Везде невероятное количество портретов вождей нации. И в тот же день я увидел над городом бомбардировщики. Они сбрасывали свой груз на позиции восставших армейских частей. Все это потрясало, угнетало. Мне было около тридцати лет, и я искренне надеялся встретить в Афганистане героев-революционеров, а увидел неслыханную помпезность, с одной стороны, и ужасающую жестокость — с другой. Я вдруг стал взрослее, начал более критично воспринимать действительность. Туман идеологических иллюзий постепенно рассеивался.

— Каким был Тараки — тогдашний руководитель партии и государства?