Силуэты разведки

— Как вы помните, тогда на улицы вышли тысячи людей. В некоторых союзных республиках штурмом брали здания КГБ. Добирались до архивов. Кстати сказать, эти штурмы организовывали доморощенные «демократы» — бывшие осведомители, для того, чтобы уничтожить следы своего прошлого — тайного сотрудничества с советской спецслужбой. Уже и у нас стоял вопрос: а как быть, если пойдут на штурм здания? Мой большой кабинет на первом этаже уже завалили щитами. Занесли автоматы. Некоторые руководители говорили: Если начнут захватывать здание, будем стрелять». В той чехарде, которая начала тогда твориться в спецслужбе, пошла кадровая чехарда в разведке. И тогда на одном из собраний разведки я заявил следующее: «Развал Союза предрешен. Многие из нас целую жизнь положили, работая на благо этой страны. Но если так уж случилось, я не буду стрелять в тех людей, которые, подстрекаемые провокаторами, могут пойти на штурм нашего здания. И потом, чтобы не создавать сложностей никому, я подаю рапорт об уходе из органов». Написал рапорт. Отдал его генералу Ковтуну, тогдашнему куратору разведки, а в конце дописал — «Честь имею!».

Несколько лет назад, незадолго до своей смерти, уже будучи в отставке, генерал Ковтун побывал у меня в гостях вот в этом моем сельском доме. Он мне сказал: «Да, Петр, ты был прав тогда!».

Осень патриарха

Восьмидесятисемилетний генерал Василий МЯКУШКО встречает меня на пороге своей скромной трехкомнатной квартиры. Он высокий, стройный, совершенно седой. Проницательные, острые, много повидавшие глаза. Очень грустные. Уже при первых произнесенных им словах чувствуется, что перед тобой человек необыкновенной интеллектуальной мощи. Он в прекрасной физической форме. Хотя, я-то знаю, непросто ему это дается: в годы войны он был тяжело ранен.

Он 23 года руководил внешней разведкой КГБ Украины.

А начинаем мы наш разговор с его детства, и, почему-то, как ни странно для этой судьбы, с его детских воспоминаний о репрессиях первых десятилетий советской власти.

— В 1937-м году в пик репрессий, мне было четырнадцать лет. Наша семья жила в двух комнатах. И почти каждую ночь я слышал через стенку тревожные разговоры папы и мамы о том, что творится вокруг. Отец говорил маме: мол, смотри, посадили такого-то, он, говорят, махновец, арестовали другого, он был когда-то петлюровцем…

— А где работал ваш отец?

— Он был служащим райфинотдела.

— Тоже стремная должность. Завистники могли написать донос, добиться ареста, а со временем сказать, что это не они виноваты, а Сталин и созданный им режим. Вашу семью обошли репрессии?

— Семья уцелела чудом. Беда уже постучала в окно, но, слава Богу, все обошлось. Дело в том, что под каток репрессий попал непосредственный начальник отца. Отец был о нем хорошего мнения. И вот я слышал, как по ночам, в соседней комнате, родители обсуждали случившееся. Строили версии. Высказывали опасения — не посадят ли за компанию отца?