Сильвия

Поскольку процесс этот занимал внимание больше всего остального, в газетах о нем писали целых три месяца и, посидев над микрофильмами, я постепенно составил полную картину происходившего. Кроме самой Молли, арестовали одиннадцать девушек. Три из них проработали в заведении Молли всего несколько недель. Из оставшихся восьми две оказались иностранками, и их выслали, обвинив в нарушении моральных устоев. Стало быть, еще шесть. Одна из этих шести в ходе процесса умудрилась сбежать, и полиции так и не удалось се найти. Я решил не принимать ее во внимание. Дальше выяснилось, что еще одна после процесса уехала в Хьюстон, другая — в Чикаго. Три последние, вероятно, по сей день находятся в Нью-Йорке, и меня особенно заинтересовала одна — какие-то смутные воспоминания она во мне пробуждала.

Звали ее Шерли Дигби, очень красивая девушка, формы замечательные, к тому же ростом под сто восемьдесят, что делало ее особенно привлекательной для не вышедших ростом мужчин. Кроме того, если верить газетам, большим умом она не отличалась даже в своей профессиональной области.

Я позвонил Джеку Фенни, поймав его перед самым концом рабочего дня.

— Ах, Шерли Дигби? — переспросил он. — Ну, конечно, я ее помню. Сразу бы сказали, можно было бы и без библиотеки обойтись.

— Откуда же мне было знать?

— А занятный был процессик, согласитесь. В газетах нечасто про такие интересные штучки пишут.

— Так как насчет Шерли Дигби?

— Вы такой мюзикл видели — «Разговорчивая»?

— Нет.

— Купите билет и посмотрите. Там Шерли Дигби играет. Причем, с самой премьеры, а премьера была уже два года назад.

Ну что же, посмотрю.

Глава II

Мне не понять, почему тысячи людей готовы выложить от семи до двадцати долларов за «Разговорчивую», но, видимо, у них есть для этого свои причины, столь же уважительные, как мои. Если не заблуждаюсь, ходили на это представление ради Шерли Дигби, игравшей чаровницу Полин, и терпеливо высиживали до жути тоскливый первый акт, где она не была занята, — глупее я редко что в жизни видел, и музыка сплошная компиляция, вот разве что юбки короткие, насколько можно их укорачивать, не вступая в перепалку с комитетами по охране нравственности. А во втором акте появлялась сама Шерли в усыпанном жемчугами и очень откровенном бюстгальтере — двадцать минут просто стояла себе на сцене, кажется, не произнося не единой реплики, только поигрывая глазами.

Эффект ее появление, признаюсь, производило ошеломляющий. На своих высоких каблуках она так и парила над остальными, как тут не вообразишь, до чего безумели какие-нибудь коротышки, когда она мимо них шествовала по улице. Фигура у нее, не скрою, тоже была замечательная, сложена изумительно, но и только; если рядом не поставить для контраста какую-нибудь толстуху, так никто на Шерли и внимания не обратит.

Когда спектакль кончился, я пошел к служебному входу с переулка. Боялся, что не пустят, но никому не было до меня дела, и какая-то девица охотно мне указала гримерную, отведенную Шерли Дигби. Я постучал, открыла мне сама Шерли в накинутом легком халатике, спросила, кто я и что мне нужно. Оглядывала меня при этом с ног до головы, словно измеряла.

— Сто восемьдесят три, — сказал я, улыбаясь, — это, если каблуки высокие. Босиком сантиметра на четыре меньше.

— Что еще за шуточки, — буркнула она и пригласила меня войти в крохотную, заваленную всяким тряпьем комнатку, служившую ей уборной. — Напрасно в остроумии упражняетесь, я знаете сколько от низкорослых настрадалась. Одно и то же всю жизнь. Хоть палкой их по головам бей, чтобы от меня отстали. Сегодня еще ничего, то есть они сегодня все с женами своими явились. А вы-то что? Из полиции, наверное?

— Я частный детектив из Лос-Анджелеса.

Она скрылась за крохотной ширмочкой в углу.