Силы Хаоса: Омнибус

Он попытался шевельнуться, но не смог. Он не был связан, но лежал обездвиженный; парализующее вещество подчинило себе его улучшенный организм, сковало конечности. Однако дышать он мог, хотя и с некоторым трудом.

Вайдар все еще не шевелился.

— Ты ничего не хочешь сказать, соратник?

Даже его язык был словно налит свинцом. Впрочем, ясность сознания и способность сосредоточиться возвращались, и он заметил ломаную черную линию, очертившую часть головы Вайдара.

Ардантес нахмурился — его лицо еще было способно на подобную слабую мимику.

— Брат…

В ответ рядом прозвучал скрипучий голос, эхо от которого разлилось по отсеку поверх низкого гула двигателей:

— Он не может тебе ответить.

Вайдар не просто выглядел мертвым. Он был мертв.

— Прискорбно, что ты так стремительно умчался за славой, брат. Столько крови… Я знал, что Вайдар не мог уползти далеко.

Лефурион вышел под падающий сверху поток тусклого света.

— Когда я нашел его, он был слабее, чем Кейден, попавший под действие яда. Беспомощней, чем Эквилий после того, как я ударил его нервные узлы именно в той последовательности, какая нужна, чтобы ввести в парализующую агонию. Его смерть была самой простой из всех, — он замолчал, чтобы посмотреть на свою последнюю жертву. — Хотя нет, проще всего было с тобой.

Неверие заставило одну сторону лица Ардантеса исказиться.

— Ты…

— В это так сложно поверить?

— Что двигало тобой, брат?!

Лефурион на секунду отвернулся. Он загремел хирургическими инструментами на ближайшем столе, и раздался глухой звон, когда он выбрал один. Это была пила для костей — с широкими зубьями, как у цепного меча, но более аккуратная и с вибро-лезвием.

— Оставленный умирать, оставленный на милость Змиев… Напоминает о ком-нибудь?.. Я горел, брат. Моя плоть чернела в огне, и я горел.

В другой руке он держал пульт. Лефурион нажал на кнопку, поднимающую мед-платформу, на которой лежал Ардантес.

Когда платформа медленно встала под более острым углом, Ардантес увидел трофеи из частей тел, свисавшие с крюков в разделочном зале апотекария. В стеклянных колбах в густой желтой жидкости плавали органы. За ними, в задней части отсека, висело тело, так же, как тело Вайдара. У него не было головы, пока, но к неполному туловищу была прикреплена рука. Она принадлежала Кейдену — не узнать его демоническую плеть было невозможно.

Ардантес вспомнил отметины на голове и шее Вайдара. Их изгибы совпадали с изгибами краев у тела, собиравшегося в глубине отсека. Также он теперь заметил участки из плоти Эквилия; широкие черные стежки проходили через туловище, присоединяя руки к плечам, ноги — к тазу.

— Месть? Все это ради нее? Ты создашь скульптуру из братьев, причинивших тебе зло?

Лефурион положил пульт. Теперь Ардантес был в том положении, какое было нужно апотекарию.

— Существует раса созданий — причудливых, роботоподобных существ, которые в совершенстве овладели магическими секретами биопереноса, — он сделал шаг назад, указал на свое разрушенное тело. — Мне больше не придется жить калекой.

Ардантеса охватил страх — настоящий, человеческий страх. Это было странное чувство, но не совсем неприятное. Лефурион, казалось, не заметил этого, и продолжил, готовя пилу к операции:

— Эльдарам принадлежат технологии, позволяющие оживлять мертвых, хотя бы частично. Как видишь, Ардантес, я создал сосуд, и совсем как наши досточтимые братья, бредущие от битвы к битве в своих гробах из безумия и боли, я тоже буду существовать в другом носителе. Однако мой переход будет безупречным. Каким был и я… давным-давно.

— Чего ты хочешь, Лефурион?!

Апотекарий покачал головой, словно удивленный, что ответ не был очевиден.

— Да ведь того же, чего и ты, Ардантес.

Он приблизился, активируя пилу. Вращающиеся зубья коснулись кожи, и уже секунду спустя вгрызались в плоть.

Его собственные крики и гул двигателей почти заглушили последнее слово, которое Ардантес услышал в своей жизни.

— Совершенства.

Пожиратели Миров

Джош Рейнольдс В память об Эниалие

Маракитед, димахурий 685-й гладиаторской группы, вонзил лезвие цепного топора в корпус фрегата типа "Гладий", закрепив себя и свой груз, когда раненный корабль поддался гравитационному ускорению и начал кружиться в предсмертных судорогах. Снопы пламени вырывались из ран, разрывов в серебристо-синей шкуре, и быстро гасли в леденящей пустоте. Не было слышно ни звука, лишь тихая дрожь, исходящая от трещащих под напором пластин корпуса, отдавалась через подошвы сапог волнами удовольствия в багровых каньонах его разума.