Симбиот

- Почему? - выпучил глаза змеемужичок.

- Эта скотинина, - ответила Ведунья, - несколько лет трудилась в твоем подворье. Поначалу ты её очень берег. Но потом… Она возила очень большие, неподсильные для неё грузы, ты нещадно бил её, а кормил плохо. Но самое печальное другое - в начале лета ты в злобе загнал этого Матша в какую-то топь, где он оторвал себе сухожилие.

Какой-то очень хороший ветеринар починил ногу этого Матша, все лето животное поправляло здоровье и нагуливало вес на пастбище. Поэтому он выглядит так хорошо.

Но ездить на нем больше нельзя! Этот Матш годится только на мясо!

"Сочувствующие" онемели. Потом по толпе пронесся звук говорка, похожего на шелест…

- Ведунья! Ведунья! - шептались в толпе, и сложно было понять: чего в этом шелесте больше - восхищения, или осуждения.

А змеемужичок заметно расстроился и даже как-то растерялся. Продажа заведомо некачественного товара - это преступление считалось умышленным мошенничеством и каралось, как минимум шестнадцатью ударами плетью. При том, что восьми ударов тяжелой плеткой хватало на то, чтобы основательно лишить змеечеловека здоровья.

У змеемужичка-хитрована на горизонте явственно замаячило увечье, а, возможно - и смерть…

Однако Божественный Змей и Его Воля были в тот день на его стороне.

- Эта тетка - воровка! - раздался в толпе чей-то звонкий голос. - "Сочувствующие" закрутили головами, кое-кто недоуменно пожимал плечами.

- Она - воровка! - вновь раздался тот же голос. На этот раз источник крика был определён верно, "сочувствующие" расступились в стороны, явив всем присутствующим того, точнее - ту, которая принародно обвинила в краже пришлую знахарку. Змеедевушка была невысокого роста, худа, одета в такие же лохмотья, какие Ташша не столь давно выбросила на берегу озера.

- Нищенка! Попрошайка! - прошелестело в толпе. - Навязалась на нашу голову!

Однако дальше недовольного роптания дело не пошло. Закон был един для всех и если кто-то принародно обвинял кого-то в краже, дело требовало немедленного разбирательства, а, возможно - и расследования.

К девушке-змее подошли Гвардейцы, что-то негромко спросили у неё. Она утвердительно кивнула. Ратники жестами пригласили её подняться на помост. Худущая обвинительница поднялась по ступеням… Ташша успела заметить вздутие на её левой руке, снизу. Сомнений не осталось - это именно она хватала через решетку мешок Ведуньи.

- Что именно украла у тебя эта женщина? - громко, так, чтобы слышали все, спросил у неё один из Гвардейцев.

- Нож! Она украла у меня нож!

- Как он выглядел?

Нищенка подробно описала клинок, выбитый у неё Ташшиным симбитом.

- Ты уверена, что твой нож у тебя украла именно эта старуха? - еще раз уточнил ратник.

- Да! Уверена! - звонкий голос девушки-змеи разнесся далеко над головами "сочувствующих". - Я даже знаю, где она его прячет!

- И где же?

- В своем мешке! Я сама видела, как она его туда положила! - она сказала это настолько уверенно, что ни у кого не осталось сомнений, что все было именно так, как она говорит.

- Ты позволишь? - обратился к Ташше один из ратников, глазами показывая на её мешок. Ведунья недоуменно пожала плечами, кивнула утвердительно.

Гвардеец снял с её плеч мешок, развязал горловину, ухватился за нижнюю часть мешка и… вывалил все его содержимое на помост.

Громко звякнул кошелек, покатились по деревянному настилу несколько монет. выпавших из него… Однако на деньги внимания никто не обратил. Гвардеец шагнул к куче, ногами расшвырял скромные пожитки женщины-змеи.

- Где нож? - спросил у Ташши Гвардеец.

- Какой нож? - сделала "удивленные" глаза Ведунья. - Нет ножа!

- Как нет?! Куда ты его дела?

- Никуда не девала! Никакого ножа нет, и не было!

- Почему? Эта девушка говорит…

- Это девушка лжет! Я у неё ничего не крала!

Гвардеец еще раз прошелся по вещам Ведуньи, наклонился, поднял кошелек, взвесил его на руке.

- Я надеюсь, ты знаешь, сколько в нем денег? - громко спросил он, поворачиваясь в сторону "сочувствующих". Однако вместо слов поддержки он услышал нечто противоположное.

- Нищенка о кошельке ничего не говорила! - крикнул кто-то из толпы. - Это деньги Ведуньи! Она пришла сюда покупать Матша!

Народ на площади зароптал, зашумел, послышались возмущенные выкрики.

Причина недовольства была, разумеется, не в Ведунье. Змеелюди разумно предположили, если сейчас кто-то из Гвардейцев под благовидным предлогом завладеет деньгами Ведуньи, то кто даст гарантию, что в следующий раз на месте кошелька женщины-знахарки не окажется кошель кого-то из них?

Ратник недовольно поморщился, небрежно бросил деньги обратно на помост, спустился вниз…

Однако конфликт исчерпан не был. Об этом красноречивее любых слов говорила напряженная фигура одного из солдат, вплотную приблизившегося к нищенке. Закон Шаа гласил - если кто-то публично обвинял кого-то в краже, либо другом преступлении, и не смог доказать факт такового, ему полагалось почти такое же наказание, какое полагалось за кражу тому, в чей адрес прозвучало облыжное обвинение.

За потерю доброго имени, например.