Симбиот

Короче говоря, броневик остановился чуть-чуть не доехав до макушки небольшого холма. Какой-то идиот бросил посреди дороги бочку из-под бензина, причем в самом узком месте. Пока Иванов и водитель броневика убирали препятствие, я забрался на вершину, с которой открывался волшебный вид на кочевое стойбище. Стою, значит, с отвисшей челюстью, смотрю на эту идиллию, и тут голос из кустов:

— Стой, стрелять буду. Назовите пароль.

От неожиданности я даже на месте подпрыгнул.

— Какой пароль? Не знаю я никакого пароля. Вы кто вообще такие?

— Кому надо знать, тот знает. Мы выйдем, а вы по нам из пулемета. Ищи дураков!

— Да что ты с ними балакаешь, сержант? У нас приказ ясный. Не знают пароля — вязать и командиру. Руки вверх, а то щас всех перестреляем.

— Вы что бойцы, совсем страх потеряли? Не видите, генерал перед вами! — я просто охренел от такой непосредственности.

— Да хоть маршал! Тут по лесам кто только не лазает. Говорят, еще белогвардейцы кое-где встречаются. Пароль говори или стрелять будем!

— Вы хоть документы посмотрите! — вступился Иванов, который был удивлен не меньше моего.

— Эх, милай. Насмотрелся я этой липы. Надо будет, тебе документы справят, что ты товарищ Ворошилов. Так вы руки поднимаете или мне гранату кидать?

— Какую гранату? Вы что, совсем с ума посходили?

— Противотанковую. А с ума скорее вы сошли. Нас тут много, и мы в укрытии, а вас всего четверо, и тарантас бумажный. Мы вас тут как курей перещелкаем.

— Да я тебя под трибунал!

— За что? Я на посту стою! А вот что вы тут делаете — это большой вопрос.

Пришлось сдаться, уступая грубой силе, в роли которой выступали сержант-пограничник, молоденький кубанский казак и туркмен, не говорящий по-русски. На троих у них было две древних мосинки, десяток патронов и лимонка. Развели нас, как лохов. А что делать-то было? Войну устраивать? Это же скандал на всю страну! Правда, отнеслись к нам с должным уважением — у меня даже пистолет не отобрали. В общем, когда мы добрались до комдива, я уже созрел для обстоятельной и вдумчивой беседы с ним. Лишь бы у него вазелину хватило! Внешний вид Доватора добил меня окончательно. Одетый в какое-то рубище, по уши в грязи, полковник личным примером вдохновлял подчиненных на трудовые подвиги по обустройству лагеря. Иванов потом утверждал, что я орал матом ни как не менее двадцати минут, практически не повторяясь. Он сильно сожалел, что не взял с собой блокнот и карандаш, чтоб сохранить для истории эту кладезь народной мудрости.

С тех пор многое изменилось.

Теперь командующего округом и его тень — майора Иванова, не знали в лицо разве только слепые. Говорят, что газеты с моей физиономией на фотографии, пользуются небывалым спросом у бойцов и командиров, и, иначе как с ними, они в караулы и секреты не ходят. Ушлый народ, которому посчастливилось служить в частях ПВО, быстренько научился делать на мне свой скромный гешефт. Лишь только заметив в небе Р-5 с бортовым номером 36 и красным коком винта, они, посредством всех мыслимых и немыслимых средств связи, принимались оповещать все близлежащие штабы о скором приезде ревизора, получая за это не только добрые слова, но и более вкусные вещи. Вот так, сам того не желая, я стал значимым фактором в подготовке личного состава противовоздушной обороны к отражению вражеской агрессии. Бойцы и командиры, наконец-то, удосужились выучить силуэты наших самолетов, и, с немалым удивлением, узнали, что рядом с ними есть еще какие-то воинские части, которые, случись что, надобно уведомить не только о прибытии грозного начальства, но и о появлении врага. Уронить свое реноме чертика из табакерки, я позволить никак не мог, поэтому предпринял жесткие ответные меры. Проще всего было бы каждый раз менять самолет, благо дефицитом они не были, но легких путей я искать не привык, и уступать не собирался. Раскинув умишком, я заявился к командиру связной эскадрильи и обязал перекрасить все его самолеты по образу моего. На следующее утро с Минского аэродрома взлетело полтора десятка кукурузников с цифрой 36 на фюзеляже, направляясь каждый по своим делам, кто в Брест, кто в Кобрин, а кто и в Смоленск. В каком из них находилась тушка попаданца, знали только начальник штаба округа и комиссар. Всегда сдержанный Лев Захарович Мехлис, потом долго улыбался, рассказывая, какое лицо было у командующего 3-ей армией, когда ему в течение нескольких минут доложили сразу о трех местах посадки товарища Павлова, между которыми было два локтя по карте. Прямо как в анекдоте про пьяного охотника, у которого перед глазами четыре ствола и все небо в попугаях.