Симбиот

В разгар полемики, какой-то умник из ГАУ притащил наработки Сидоренко и Упорникова, обосновывающих необходимость введения для дивизионной артиллерии калибра в 95 миллиметров. Со стороны ведомства маршала Кулика, это было весьма опрометчивым шагом. После появления этих бумаг ругань превратилась в матерный лай. Вроде бы сплотившиеся воедино пушкари, вновь раздробились аж на три группировки. Первые утверждали, что в условиях нарастающей военной угрозы осуществлять переход на новые калибры будет самоубийством. Вторые не без оснований заявляли, что такими темпами перевооружение завершится как раз ко второму пришествию, а если верить заявлениям церкви, после этого события оружие и вовсе не понадобится. Третьи склонялись к точке зрения самого ГАУ, осознающего необходимость увеличения калибра дивизионной артиллерии, но предложившего в качестве компромиссного варианта 107 миллиметровый, обосновывая это наличием некоторого запаса боеприпасов.

Короче говоря, до чего они там договорятся было совершенно непонятно.

На фоне артиллеристов образцом солидарности выглядели Сталинские соколы. С момента появления авиации, все пилоты отличались крайней независимостью суждений и общей безбашенностью. И тут это проявилось в полной мере. Авиаторы не оставили в покое ни одной мелочи и не забыли ни одной сволочи. Наблюдавший за этим процессом со стороны Смушкевич долго крепился и терпел, но, в конце концов, не выдержав, снял ордена и знаки различия и присоединился к дискуссии. И прихватил с собой Пашу Рычагова. На моих глазах происходило знаменательное событие — на свет рождалась доктрина защиты аэродромов. Ее суть сводилась к одной фразе — защити аэродромы, а потом аэродромы защитят тебя. При этом к проблеме сразу подошли комплексно. Рассматривались возможности усиления зенитного прикрытия, инженерного оборудования и противодиверсионной защиты. Взлетные полосы должны были стать неприступными твердынями, как с воздуха, так и с земли.

Далее пошли обсуждения вариантов собственных активных действий. И на этом этапе влез я. Моим первым предложением стало объединение авиации военных округов, а в дальнейшем и фронтов, под единым командованием, создав при каждом округе полноценную воздушную армию. Это позволяло своевременно концентрировать массу авиации на нужном направлении, что существовавшая ныне система не позволяла. Вся окружная авиация была раздергана по отдельным авиационным дивизиям и придана полевым армиям, а командующий ВВС округа не имел даже полноценного штаба для управления своим хозяйством. Далее я предложил создать на базе штаба авиационной армии полноценный пункт управления противоздушной обороной и всей авиацией округа. Штаб в любой момент времени должен был обладать всей полнотой информации относительно происходящих событий, как в воздухе, так и на земле. Он должен стать пунктом управления боем, а не придатком, обеспечивающим материально-техническое снабжение. Это требовало решения огромного перечня проблем, начиная от расширения сети воздушно-наземного обнаружения самолетов противника, до снабжения их системами бесперебойной связи и раннего обнаружения. И тут мне было чем им помочь! И я, и все АБТУ долгое время ломали голову, куда деть огромную толпу броневиков ФАИ и БА-20. Может хоть авиаторам сгодятся. Кроме того, я намекнул на то, что неплохо было бы задать пару вопросов разведке, поскольку по косвенным признакам можно предположить, что англичане пользуются похожей системой. Чего велосипед-то изобретать? Кстати необходимость наличия в каждой дивизии специально обученного авиационного наводчика, снабженного надлежащими средствами связи, предложили сами летчики. Само собой я их поддержал.

На фоне всеобщей вакханалии саперы выглядели сущими душками. Из их помещений доносились лишь спокойные, размеренные голоса, уверенного обосновывающие какие-то нормативы и методики. Я-то точно знал, что среди них немало сотрудников НКВД, обладающих в этом деле немалым опытом. И готов побиться об заклад, что фрицы проклянут тот день и час, когда послушались своего фюрера и приперлись в Россию, где взрывается каждый пень и банка из-под тушенки.

С каждым днем я ощущал, как возрастает количество ненавидящих взглядов в мою строну. По мере накопления информации, руководство Наркомата обороны все отчетливее понимало, какую яму вырыл им товарищ Павлов. Если бы они сразу это поняли, то легли бы костьми, но ничего подобного не допустили. А сейчас было уже поздно. Но вот рассчитаться со мной за собственные беды им помешать никто не мог. И я буквально чувствовал, как над моей головой растет туча генеральского гнева. Вот только это опять было мне на руку. Пока они заняты мной, их противодействие новшествам уменьшалось.