Симбиот

А вот я это знал. Вместе с отцом и со своими друзьями, среди которых по странной случайности преобладали военные, я обсуждал эту тему сотни, если не тысячи раз. Ну как обычно, примешь на грудь, разговоры «за жисть» плавно перетекают в спор о политике, потом о том, как дошли до жизни такой, кто виноват и тому подобное. Но далеко не всегда это происходило в состоянии… ээммм… легкого подпития. На трезвую голову мы спорили не менее часто и не менее горячо. Пару раз даже кулачками помахали. Дико, конечно, но по мне, так лучше друг другу картину начистить, чем пойти и обнести соседний ларек с пивом или в пьяной драке разбить бутылку об голову соседа по лестничной площадке. Но кроме припухших губ и светящихся фонарей под глазами, от таких разговоров был и более практический, как теперь выяснилось, толк. В споре рождается истина. Так что теперь на каждое возражение у меня имелся свой аргумент, обдуманный и обсосанный со всех возможных сторон. Правда, я не собирался заявлять об этом сразу. В своей речи я целенаправленно оговорился о том, что подразумеваю под войсками непосредственного прикрытия именно стрелковые части. Нехитрый капкан, рассчитанный на наличие собственной «соображалки» у нашего военного руководства. И он, разумеется, сработал, при этом народ очередной раз убедился в том, что товарищ Павлов вовсе не безгрешен. Зачем мне это нужно? А я не могу быть везде и всюду, пусть сами мозг включают, «ибо нех, потому как нах»!

И снова меня удивили. Первый, кто проснулся от «вековой спячки», был товарищ Буденный. Он весьма тактично высмеял «упертого танкиста Павлова», который наивно полагает, что у стрелковой части имеется хоть малейший шанс оторваться от преследования моторизованного противника. Семен Михайлович осмелился напомнить, что для подобных задач существует специальный род войск. Арьергардные и авангардные бои — непосредственная задача кавалерии! Я быстренько поднял ручки вверх, склоняясь перед умудренными возрастом сединами первого конника страны. Товарищ Буденный, поняв, что на это раз он ухватил бога за бороду, и ему предоставляется уникальный шанс спати, пусть хотя бы на время, свой любимый род войск, мучительно умирающий уже не первое десятилетие, схватился за эту идею, как утопающий за соломинку. Он вцепился в меня и в Тимошенко, как бульдог в любимую косточку, которую у него пытаются вырвать. А я, втихаря, потирал руки от удовольствия. Правда я все же лоханулся, тут же выкатив на стол заранее подготовленную штатную структуру, которую точно так же до мельчайших косточек обглодал еще в будущем. Тимошенко и Буденный сразу почувствовали подвох, но вида не подали, вступив в отчаянное сражение за каждое подразделение. Но тут я был непреклонен и аргументов у меня было более чем достаточно. Но об этом после.

Вторым узким местом моего плана были финны. Точнее нарком обороны Тимошенко, который после недавней войны, знал их как облупленных. Семен Константинович издевательски вежливо напомнил «оторвавшемуся от реальности доморощенному танкисту Павлову», что один раз мы финнов шапками уже закидали. И что шапки эти, пришлось собирать со всей страны! Второй раз наступать на грабли, пытаясь высадить морской десант в Хельсинки, прямо под орудия финских батарей, которые так и не удалось подавить за несколько месяцев боевых действий — вещь глупейшая. Спокойно и с достоинством выслушав справедливую оценку своих умственных способностей, я намекнул маршалу на то, что если буду совать свой любопытный нос во все возможные дыры, то он рано или поздно отвалиться. Я им идею предложил, а как ее воплощать и воплощать ли вообще, не есть мои проблемы. Конечным итогом этой перепалки стало волевое решение товарища Сталина, с детским умилением на лице наблюдающего за хватающими друг дружку за грудки генералами, о назначении Маршала Советского Союза Тимошенко Семена Константиновича любимой женой на вопрос линчевания белофиннов. Причем оба спорщика в глубине души остались довольны и собой и решением Вождя.