Симеон Полоцкий

Песнею сладкой птенцы восклицают,
Егда денницы зары воссияют,
Ибо близ дневи чают настояти
Вону же ест мошчно алчбу утоляти.
Ты, Алексию Алексиевичу,
Денница наша, руски царевичу,
В тобе надежду вси мы полагаем,
Яко тмы ношчной никогда познаем.
День светлый ныне за отца твоего,
Даст Бог, день будет за тя, сына его.
В онь же доволно будет насышчени
Славою, в странах чуждых украшени.
Сего аз ради, здрава тя видяшче,
Стопы лобзаю, сице ти гласяшче.
Свети, денницо, на многие лета.
Будешы слонцем за прибытем света.[66]

А какие познания были у мальчика! В двенадцать лет он свободно писал и говорил на латыни, изучал польский и немецкий языки, делал первые шаги в постижении философии, неплохо смыслил в математике.

Едва царевич в лета юношеские вошел, А. С. Матвеев, горячий поклонник западноевропейского просвещения, стал устраивать супружеский альянс за рубежом. Поиски путей брачного союза привели его в Варшаву. Королева Польская, супруга Яна Казимира, пожелала женить Алексея Алексеевича на своей племяннице. Возможно, этот брак имел бы место, невзирая на то, что «вера греческая далека от римской», однако произошло непоправимое.

Небольшая характеристика, которую дал юноше-царевичу иноземный визитер, гласит: «Отличаясь душевною и телесною красотою, Алексей Алексеевич был любим не только народом, но и за пределами России».

Симеон Полоцкий даже представить себе не мог, что потеряет своего любимого ученика, которому едва минуло шестнадцать лет. Какие блестящие надежды подавал юноша! Кончина наследника российского престола была внезапной, без каких-либо признаков тяжелой болезни.[67]

Мы не должны забывать, что монастырская жизнь – не фунт изюма и насыщена молитвами, постами, обязательным участием в церковных празднествах с крестным ходом, песнопениями и прочим. Однако настоятель монастыря Всемилостивейшего Спаса Симеон Полоцкий не был равнодушен к «телесным благам». Но осуждать игумена по сему не станем. Редкий просвещенный человек того времени мог соперничать с игуменом Симеоном в работоспособности, которая требовала больших физических затрат. Ко всему, одной из черт характера Симеона Полоцкого было умение не упускать выгоду.

Алексей Михайлович в отношении просьб игумена Симеона был безотказен, а иногда и сам проявлял инициативу. Так, он распорядился, чтобы в обители в городской стене «ради сохранения вещей и ради безбедства от пожаров» был устроен глубокий погреб. 5 алтын в день, 15 копеек отпускала казна на ежедневное пропитание игумена Симеона. Деньги по тому времени немалые.

Извинителен по тому времени и раболепный тон прошений Симеона Полоцкого – челобитные государевых мужей: бояр, воевод к их царскому величеству не менее, если не более изобиловали слезливыми просьбами «о ниспослании пособий по нищете нашей». О чем же просил царя Симеон Полоцкий?

«Мудрый государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец! Пожалуй мене богомольца своего, ради неизреченныя твоя ко мне милости и для моея скудости, вели из твоея Государевы казны к тому погребу железные двери настроить, чтобы мне и всему монастырю защитное [было] от пожаров хранилище. Царь Государь, смилуйся пожалуй!

…и то твое государево жалование по твоему Государеву указу и по памяти Большого дворца… на сей год недодают… Вели мне тот корм денежный по прежнему давать. Царь Государь, смилуйся!»

«Богомолец иеромонах Симеон Полоцкий… Во 177 году Божием… во время пожара погорело все покровение церкви Всемилостивейшего Спаса[68], и от великих дождей своды портятся; на престол Божий и на жертвенник вода течет, а направить и покрыти нет чим, потому что сия обитель безочинна и весьма скудна, и некоему, кроме твоего Царского милосердия…

…Призри своим Царским благоутробием, вели храм Всемилостивейшего Спаса, для твоего многолетнаго царского здравия и душевного спасения, из твоей… казны покрыти, чтоб ему от дождев осенных и от непогод, в конец неразрушитися…

…Хлад и мраз уже подступают… а мне [дров] взять негде… Смилуйся пожалуй!»

Из переписки явствует, что в услужении Симеона Полоцкого состояли три человека, челядь, на которую он получал съестные припасы. В его распоряжении был скромный выезд, а сено для лошадей доставалось «из лугов коломенских и овес со двора житного». Копилку безбедной жизни пополняли частые подношения к церковным праздникам, тезоименитствам и иным торжествам, на которых, по обыкновению, звучали вирши Симеона Полоцкого.