Симфония убийства

Только под утро Силов перестал соображать и заснул. Всю ночь он лежал навзничь на кровати, зачем-то привязанный по рукам и ногам чуть-чуть поддающимися жгутами. Больше трех-четырех сантиметров ни ноги, ни руки не могли двигаться. Спина затекала, Виктор даже придумал упражнение, чтобы кровь могла свободно двигаться в теле. Он сильно сжимал все мышцы, от пяток до макушки и через несколько секунд расслаблялся. Уже через минуту стало жарко, появилась испарина на лбу, но зато тело переставало затекать и можно было спокойно лежать, думать.

Первое, что его обрадовало, — то, что Игнатьев, кажется, сдержал слово, и троица во главе с Карлом Генрихом не появлялась. Правда, его смутил тот момент, что никто из присутствующих вчера утром в комнате, когда ему принесли кофе, не задержал этого безликого человека в грязно-белом пиджаке. «Неужели они заодно?» — несколько раз проносилось в голове Виктора. Но доверие Игнатьеву не давало ходу этим догадкам, Силов успокаивался.

Низкорослый толстячок, который привез его сюда, оказался очень приветливым человеком, он понимал Силова с полуслова и даже соглашался с его мнением о совершенно неправильно устроенном мире. Мало того, он сам много знал об этом несовершенстве и приводил примеры, которые сейчас уже не вспоминались — осталась только радость от общения с настоящим собеседником, который очень хорошо понимал важность разговора и даже опасность, которая грозит человечеству, — с его страхом и даже трусостью… Доброжелательный и умный, он разделял его, Силова, сарказм по поводу бессмысленной жажды человечества жить исключительно внутри пресловутого добра. Это Виктора настраивало на конструктивный лад, и он ждал, когда снова вернется к диалогу о самом главном в этой действительности. Еще Виктора заинтересовало, кто же этот прекрасный и мозговитый толстяк? Он точно не коллега Игнатьева — тот был полковником, а этого все называли совершенном другим, нестрашным словом: доктор. Доктор, в понимании Виктора, лечит. От разных болезней. Силов ничем таким болен не был и поэтому не понимал, как он мог оказаться рядом. Скорее всего, Игнатьев не понимал всей важности открытия маэстро и пригласил своего друга для того, чтобы Силов мог по-настоящему передать знания, которыми он владел. «Да, это так и есть», — Виктор решил подвести итог ночному бдению.

Уже светало, когда маэстро, утомленный бессонницей и мыслями, заснул. Он не заметил даже немолодую женщину, которая склонилась над ним и аккуратно влила в рот какую-то жидкость. Совершенно машинально засыпающий Виктор проглотил розово-горький глоток, в голове загудело чем-то далеким, не громким — скорее всего, это был гудок корабля, такой звук он слышал, и не раз, когда смотрел фильмы. Именно так и гудел пароход в этих кино. В тумане, ночью ничего не было видно на экране, только и слышен этот призывный сигнал. И действительно, туман сквозь маленькие щелочки полузакрытых век просачивался в голову маэстро — он угадал и теперь спокойно лежал, постепенно проваливаясь в сон. Его даже не смутило, что на плохо различимой в тумане стене, за которой и гудел корабль, проявлялись какие-то буквы, слова, целые предложения. Но Виктор не успевал их читать, сверху стекала красная краска, даже чем-то напоминающая кровь. Краска красная не бывает такой — не совсем красной, а больше бурой и даже маслянистой. «Кровь, это кровь», — успокоился Силов и решил, что слова на стене он прочтет позже, когда проснется.

II

Игнатьев лег под утро — всю ночь он перечитывал несколько раз признание Силова. Девять листов, исписанных мизерным почерком с обеих сторон, лежали перед полковником на столе. Сергей Иванович, обхватив голову руками, сидел и молчал. Хорошо, что усталость клонила его ко сну, хорошо, что не было сил возвращаться к прочитанному, хорошо, что появляющаяся в сознании Лиза не давала полностью сосредоточиться на исповеди. Это немного спасало полковника. Он нашел какую-то папку, вытряхнул из нее листочки, записки, фотографии и аккуратно сложил в нее рукопись маэстро, туго завязав тесемочки. Открыв книжный шкаф, Игнатьев заложил за книги папку и даже удостоверился, не видна ли она из-под книг. Не раздеваясь, лег на кровать и мгновенно уснул. Сопротивляться сну не было никаких сил…