Симфония времени и медные трубы

Тяжело вздохнув, Егоров поведал ему свою беду, закончив повествование советом комиссара искать инструменты в учреждениях, учебных заведениях…

– Вот и не знаю, как же мне это теперь делать, – жалобным голосом закончил Егоров.

– Ага… Вот в чём дело-то… да, наш комиссар – старикан забавный. Но совсем уж не такой свирепый, а даже, пожалуй, добрый. А помочь я вам помогу. За успех, безусловно, не ручаюсь, но что смогу, то сделаю. Идёмте со мной.

Через несколько минут они были в большом, многоэтажном доме, украшенном множеством огромных вывесок. «Управление железной дороги», «Политотдел дороги», «допровсож», «финансовое управление дороги», и т. д. и т. п.

Трубин открыл ключом дверь одного из кабинетов, указал Егорову, в какое кресло сесть удобнее, и сейчас же стал звонить по телефону. Долго и настойчиво он требовал к телефону какого-то товарища, и наконец этот товарищ, очевидно, ответил ему. Егоров с интересом прислушался к разговору.

– Слушай, дорогой! Говорит Трубин. Скажи мне, у вас есть духовой оркестр? Так… так… А по составу как? Полный или так, с бору по сосенке? Так… Это очень даже хорошо. А где он у вас? Ах, тут же? Здорово! Прям отлично! А вот что интересно мне знать. Он вам нужен, этот оркестр-то? Ведь вон их сколько у тебя, инструментов-то… ЧТО? Не знаешь, как быть с ними? Грузить некуда? Ну и прелестно! Я тебе помогу. Как? А ты их сдай в армию. Они там нужнее, чем тебе. Расписку от начальника управления гарнизона мы тебе дадим. Хватит тебе такого документа? Я думаю, для отчёта в самый раз. Вот и молодец! Я же тебя знаю! Я сам приеду с товарищем. Жди! Выезжаем!

Он с треском положил трубку на аппарат и смеющимися глазами посмотрел на Егорова.

– Ну! Вот и всё! Вот вам и оркестр! Так что голову выше и смотрите веселее! А теперь надо немедленно ехать к старику, взять у него распоряжение: заверить вашу подпись на расписке и достать грузовую машину под инструменты. Едемте!

Буквально ошеломлённый Егоров поднялся и вслед за Трубиным вышел из управления Северной железной дороги, а через несколько минут они уже были в приёмной у комиссара гарнизона. Трубин попросил Егорова подождать в приёмной, сам же пошёл в кабинет комиссара, причём сделал это без помощи адъютанта. Почти одновременно с тем, как Трубин зашёл в кабинет, оттуда послышался дружеский смех. Через некоторое время Трубин вышел, держа в руках две бумажки, и обратился к адъютанту:

– Ну-ка… братец, по приказанию комиссара давайте-ка нам дежурную автомашину, грузовичок. Поездка в городе, и если есть, ещё и парочку свободных воинов, это будет ещё лучше.

Словом, через несколько минут они ехали в грузовой машине по улицам В** и Трубин говорил Егорову:

– Ну что же поделаешь? Говорят, на фронте я пока не нужен. Говорят, без транспортников обойдёмся. Вот сегодня хотя бы этим делом помог фронту. Это, конечно, помимо всяких судебных дел.

Проехали Советскую улицу с баней, украшенной колоннадой и похожей на старинный помещичий дом, пересекли железную дорогу с большим вокзалом, показавшимся с левой стороны, обогнули кладбищенскую стену и, проехав ещё минут десять, подъехали к большому зданию с распахнутыми настежь окнами и очень замусоренным двором. Из здания люди спешно выносили множество вещей, не обращая внимания на мусор и беспорядок.

– Это железнодорожный техникум, – пояснил Трубин, – вот приходится и им эвакуироваться. У них-то есть оркестр. А теперь он станет военным.

Машина остановилась. Трубин и Егоров вошли в дом, и сейчас же навстречу к ним подошёл пожилой человек с усталым лицом.

– Здравствуйте! – поздоровался он. – Знаете, измучился сверх головы. Людей мало, имущества много. Все в разгоне, так вот пока один. Так что у вас, есть что из гарнизона?

– Вот вам распоряжение, а вот эту расписку вам подпишет товарищ Егоров. Он же и примет инструменты.

– И отлично! Пойдёмте! И мне легче. Ведь это же не одно место, а у меня уже некуда девать эти «места»-то.

Большим коридором они прошли вдоль всего здания и остановились у одной из дверей. Директор техникума отпер дверь, и взору Егорова предстала музыкальная кладовая, заполненная духовыми инструментами. Инструменты были все. Были флейты, даже флейта-пикколо лежала в своём крохотном футлярчике, как драгоценность какая-то. Были кларнеты, и даже гобой, трубы, альт, и тенор, и баритон, и было два тромбона, три баса. К сожалению, басы были старинные, для ношения через плечо. Были и три валторны, как и полагается. Все инструменты были без мундштуков. Это несоблюдение правил содержания духовых инструментов в данном случае заставило Егорова облиться холодным потом. И он каким-то сдавленным голосом спросил у директора:

– А где же мундштуки? Есть ли они?

Егоров отлично знал, что многие, подавляющее большинство музыкантов-духовиков, имеют привычку носить мундштук с собой. Оставит свой инструмент в кладовой, а мундштук кладёт в карман. И в гигиенических целях это целесообразно, да и в критическую минуту мундштук увеличивает тяжесть кулака.

– Какие мундштуки? – удивился директор. – Не знаю… Инструменты – вот, пожалуйста. А насчёт мундштуков не знаю…