Симон Визенталь. Жизнь и легенды

Активную кампанию за отмену срока давности вел также израильский посол в ФРГ, а в Израиле этим занимался Тувья Фридман, делавший все возможное, чтобы расшевелить общественность, и добившийся, в частности, обсуждения этого вопроса на специальном заседании кнессета.

В июле 1979 года бундестаг принял решение срок давности отменить. Визенталь был счастлив.

В тот период ему казалось, что он сможет решить и еще одну проблему. Он написал Бегину, что его контакты с политическими кругами ФРГ и Швеции дают ему основания полагать, что можно организовать международный обмен шпионами, в рамках которого Советский Союз освободит из заключения еврейского борца за права человека Анатолия Щаранского. На самом деле таких оснований не было, но сам этот факт свидетельствует о том, в каком настроении тогда пребывал Визенталь: никогда еще он не чувствовал себя настолько полезным и обожаемым. «Ни в детстве, ни став взрослой, я никого не воспринимала как героя… Но теперь это больше не так… Вы меня покорили», – писала Визенталю одна из сотрудниц секретариата лос-анджелесского Центра.

Хайер тоже был доволен: кампания рассылки открыток с призывом отменить закон о сроке давности за преступления нацистов сделала его Центр одним из важных игроков на арене отстаивания еврейских интересов. Он возил Визенталя с одного благотворительного мероприятия на другое (один раз даже на роскошном самолете «Конкорд») и выбивал для него все новые и новые награды. Около двадцати колледжей и университетов присвоили Визенталю почетную докторскую степень; президент Картер вручил ему «Золотую медаль конгресса», а президент Клинтон наградил его «Медалью Свободы».

В то время Хайер Визенталю еще нравился, и он нашел в нем внимательного слушателя для своих анекдотов (хотя сам Хайер считал, что ему как раввину слушать их не подобало). Одним из анекдотов был такой. Три приехавших в Америку еврея – Берл, Церл и Шмерл – решают изменить свои имена и обращаются с этой просьбой к американскому чиновнику. «Вас, Берл, – говорит чиновник, – будут звать Бок. Вас, Церл, будут звать Цок. А ваше имя, Шмерл, будет…» – «Не надо, – прерывает его Шмерл. – Лучше я поеду домой»[15]. Визенталь рассказывал этот анекдот Хайеру раз пятьдесят и каждый раз покатывался со смеху. Он доверял Хайеру настолько, что даже ответил согласием на его просьбу выдать ему чистые бланки с собственной подписью, чтобы лос-анджелесский Центр мог рассылать от его имени письма друзьям и донорам.

Перед торжественным открытием Центра Хайер сообщил Визенталю номер телефона Элизабет Тейлор и попросил пригласить ее на церемонию. Привлек он к сотрудничеству с Центром и целый ряд других киноактеров, в частности Джейн Фонду и Дастина Хофмана.

В 1982 году Хайер – вместе с Арнольдом Шварцманом – получил премию «Оскар» за документальный фильм «Геноцид». Позднее Хайер участвовал в переговорах, приведших к постановке биографического фильма о Визентале «Убийцы среди нас».

Недовольный игрой Лоуренса Оливье в фильме «Мальчики из Бразилии», Визенталь решил, что на этот раз должен лично участвовать в выборе актера, который будет его играть. Кандидатуру Кирка Дугласа он отверг, Пол Ньюмен был занят, но Бен Кингсли к тому времени уже удостоился «Оскара» за роль Ганди, и Визенталю это польстило. За право экранизации книги он получил около трехсот пятидесяти тысяч долларов и конечным результатом остался очень доволен. Среди продюсеров фильма числился Эбби Манн, один из первых американских офицеров, с которыми Визенталь познакомился после освобождения из Маутхаузена.

Фильм сделал Визенталя еще более знаменитым. На улицах Нью-Йорка его часто узнавали, останавливали, взволнованно пожимали руку и иногда просили автограф. На одном из своих концертов комик Джеки Мейсон, увидев в зале Визенталя, прервал выступление и сказал публике, что для него присутствие Визенталя – большая честь, а Фрэнк Синатра спел в честь Визенталя свою знаменитую песню «My Way».

Специалист по «антропологии Лос-Анджелеса», Хайер считал, что Визенталь очаровал звезд Голливуда не только потому, что Холокост вошел в моду, но и потому, что в его личности было нечто такое, чего не хватало им самим. Все, что их окружало, было искусственным, фальшивым, коммерциализованным и временным, а этот переживший Холокост престарелый венский еврей, с его немецким английским, олицетворял собой подлинность: подлинный идеализм, подлинную смелость и подлинную человечность.

Отношение к Визенталю в США повлияло и на другие страны мира: в Европе и Израиле его тоже стали осыпать наградами и почестями, а в Австрии к юбилею освобождения Маутхаузена были выпущены конверты с лагерными рисунками Визенталя, что его очень порадовало.