Симоно-Савловск

Прошло несколько секунд, потом шорох усилился, и мальчик приоткрыл один глаз. Способность видеть в темноте усилилась. И теперь Женя смотрел, как из отверстия сыпется металлическая стружка. Кисло запахло ржавчиной. Мусор накатывал волнами, вылетал на несколько сантиметров, звучно падал на сырой пол.

— Прежде придется ответить на несколько вопросов, — даже новый шум не смог заглушить слова, пришедшие из ниоткуда.

— Какие вопросы?

— Что там с вороной за ситуация была?

— Какая ситуация? — занервничал Женя, чувствуя, что теряет контроль над мыслями.

— Не тяните время.

— А сколько у меня есть?

— Растянете — больше станет. Вам это надо?

— Хорошо, я понял, — мальчик задумался. Нужно было просто довести все в голове до логичного завершения. — Ворона забавная, я ее забрал.

— Куда?

— Не знаю. Куда-то, где однажды окажусь я. И все остальные. И не надо будет умирать.

Женя открыл второй глаз, ржавый поток едва заметно усилился. Часть сора долетала до ботинок, тускло поблескивали миниатюрные болтики и гайки, обломки проволоки, тонкие медные хлопья.

— Продолжайте. Кто остальные?

— Остальные, — Женя пожал плечами. — Уличные собаки, котейки из-под труб, снегири и гусеницы, еноты из контактного зоопарка, белки, мыши, хомячки, бабочки. Много кто. Ворона теперь еще.

— И давно собираете?

— Лет с шести. Там щенок в кустах сидел. И стало страшно, что с ним что-то случится. А с нами всеми однажды что-то случится. Это я уже тогда понял. И я подумал, что так не пойдет. Сам его заберу. Чтобы он все время был.

— Где?

— Где трава зеленая, зимы нет, людей нет. Там увидим.

— А вот руками вы что делали?

— Да как-то рефлекторно. Нельзя же без ритуала. Сначала щелкал пальцами, в ладоши хлопал, сплевывал. А потом как-то все…

— Редуцировалось?

— Наверно. Откуда я это слово знаю? Упростилось. Теперь руки к животу чуть прижимаю.

Труба захрипела, чтобы выплюнуть особенно крупную деталь. После ржавый поток забил с новой силой, на полу образовалась довольно высокая горка.

— Люди?

— Люди все испортят. И кто я такой, чтобы людей брать?

— Домашние животные?

— Не. Они по хозяевам скучать будут.

— Большинство пород за столетия отбора обрели повышенную потребность во внимании. Даже бездомные.

— Так я же буду там.

Труба зашлась кашлем, поток трухи иссяк. Женя попытался сдвинуться с места, но не смог. Вроде ничего и не держало, но не хватало какого-то последнего волевого усилия.

— А ты забавный, — в голосе из пустоты впервые мелькнула снисходительная жалость.

В глубинах трубы что-то забурлило. Теперь дыра не изрыгала мусор, а всасывала воздух. Гайки и болты задрожали, приподнялись над полом, чтобы через секунду со свистом скрыться в черном отверстии под потолком. Следом полетела проволока, ее догоняла увесистая неопознанная деталь. Женя покачнулся, но устоял на ногах. А вот левая рука предательски задрожала и начала тянуться к трубе. Подросток сжал губы, напрягся. Понял, что совершенно не контролирует руку, как будто никогда и не обладал таким навыком. Тем меньше он расстроился, как только конечность оторвалась от тела и, кружась, как кленовый «вертолетик», пропала в темноте. А вот правую руку мальчику было жаль. Он вспомнил как рвал грибы, рисовал, кидал камешки в воду…

Когда воспоминания пошли по второму кругу, правая рука беззвучно открепилась от тела и последовала за левой. Туловище наклонилось вперед. Женя сделал усилие, запрокинул голову. На сером потолке кто-то оставил тлеющими спичками черные звезды. Смотреть на ноги Женя не стал, осознав — ног больше нет. И вообще больше ничего нет. Одна упрямая голова и негатив Млечного пути. Последнее, о чем подумал мальчик перед тем, как мир закружился: «Почему, интересно, паутина даже не шелохнется?»

Потолок-труба-стена-угол-пол-стена-потолок-труба-стена-угол-пол-стена-потолок…

За мгновение до того, как голова влетела во тьму, Женя зажмурился. Личная чернота казалась безопаснее черноты трубы. Никаких звуков — наверное в этих космических пространствах их и не могло появиться, а может уши отлетели уже давно. И среди вечной темноты единственное, что удивляло — отсутствие привычных искорок, орнаментов, вспышек. Ничего, только бескрайнее воронье крыло…

— Кар!

Крыло отдалилось. Стало возможным различить отдельные перья. Затем вокруг крыла обозначились контуры птицы. Под когтями заблестела шпала. Над глазом-бусиной засинело небо. Зашептались меж собой о чем-то камыши.

Женя улыбнулся, приподнял руки, но какое-то смутное предчувствие остановило его, и мальчик замер в нерешительности. Ворона, потеряв интерес, продолжила прыгать по земле в поисках еды. Подросток посмотрел на холм вдали. Лезть в брошенное бомбоубежище ему совершенно не хотелось. Всему есть предел, и погулял он сегодня достаточно. Скомкав вырезку с объявлением, он швырнул ее куда-то в шуршащий занавес, хранящий секреты болот. А потом Женя развернулся, поднял с щебня тростинку, подул в нее, прислушался к звуку, и зашагал к золотому кругу в синеве.

Крестный ход