Симонов и война

Я стал вызывать их по одному и говорю: «Почему вы сюда, в этот лагерь приехали? С какой целью?» — «А вот по рекомендации Василия Васильевича, работать в библиотеке». — «А вы знаете, что он затевает, этот Василий Васильевич? Он комитет хочет организовать, а потом еще что-нибудь, а потом вас куда-нибудь пошлют. Вы как на это смотрите? Пойдете или не пойдете? Вы же русские офицеры, офицеры Советской армии». — «Да мы не знаем ничего». Я говорю: «Вы лучше из этого лагеря постарайтесь уйти, не надо вам здесь». Я вижу, что они ни то ни сё. Знаете, людей можно совратить как-нибудь, тем более что они, видимо, знают его, были с ним в каком-то плену. Почему-то он их фамилии запомнил и вытребовал их, значит, видимо, они вели какие-то разговоры. Я считал, что это люди ненадежные. Я им говорю, что я бы вам рекомендовал не быть в этом лагере, постарайтесь как-нибудь, попросите Василия Васильевича, скажите, что вы не подходите ему, и он вас сумеет откомандировать в другой лагерь куда-нибудь. «А почему вы здесь?»

Они, конечно, естественный задали вопрос: «А ты почему здесь?» Я говорю: «Ну, это другой вопрос, почему я здесь». Не стал с ними пускаться в объяснения, тем дело и кончилось у нас.

Когда вернулись — были арестованы. Один отсидел, а один на меня показал, чтобы я дал характеристику ему. Меня вызвали в Особый отдел, к прокурору Московского округа. И он говорит: «Вот такой-то такой-то просит вас характеристику дать». Я говорю: «Там два было, а второй?» — «Второй, — говорит, — умер, нет его».

Поскольку он не вел никакой работы, в комитет этот не вошел, я дал ему характеристику, то есть рассказал, как было, что я его вызывал, как он мне ответ дал и что я лично считаю, что он ничего антисоветского не сумел сделать и не делал. Что у него в мыслях было, я этого не скажу, не знаю, но он ничего антисоветского не сделал. Я с ним вел разговоры, он не вступал в этот комитет и антисоветских кампаний в этом лагере не вел, только выдавал книги. Иногда даже меня предупреждал, с кем Василий Васильевич ведет разговоры и о чем ведутся разговоры. Я дал ему довольно сносную характеристику, и он был освобожден.

Он мне писал, не сохранилось у меня это письмо, писал, что все мы плакали, когда писали вам, вы вернули меня к семье, я семью нашел. Благодарственное такое письмо. Выпустили этого человека. А второй умер.

Что характерно еще в этом лагере, вдруг немцы у всех инженеров, работающих под землей в шахтах или где-то там, просят характеристику: какой вуз окончили и т. д., и хотят куда-то отправить. Я вызвал одного инженера и говорю: «Слушай, нельзя это дело делать-то. Значит, вы будете какую-то пользу им приносить. Нельзя этого делать». Он говорит, что уже многие подают, пишут, Я говорю: «Веди работу, нельзя».

И эту работу сорвали мы. Об этом узнал начальник лагеря Френцель и говорит коменданту: «Вот, создали условия двум генералам! Вы знаете их — Лукин и Прохоров, они ведут разлагающую работу. Немецкая армия еще сильна, немецкое государство сильно. Мы победим все равно, а они будут рассчитываться. Как они будут рассчитываться, когда кончится война?»

Да, там еще был такой эпизод. Выступает по радио Блюменталь-Тамарин. Так он выступал: «Господа! Это говорю я, Блюменталь-Тамарин, известный московский артист!» Так он начинал, таким это голосом. И как-то мы сидели, и я чем-то запустил и очень удачно попал — разбил эту тарелку. И какая-то сволочь передала. И вот он по этому поводу выступает: «Генералы сидят, создали им условия не такие, как вообще в лагерях условия, а они…»

И еще случай. Медицинская часть. В медицинской части имеется маленькая радиостанция, по лагерю передают. Приходит ко мне радист и говорит: «Михаил Федорович, я могу собрать передатчик». — «Ну что ж, хорошее дело, собирай», — я ему говорю. Потом он опять приходит ко мне: «Я собрал. Передатчик работает». — «А ты опробовал его?» — «Опробовал». А ребята увидели, что он зачастил ко мне ходить, сказали, чтобы особенно я не откровенничал с этим человеком.

К. М. Передатчик или приемник собрал?

М. Ф. Передатчик. «Я, — говорит, — собрал. Что передать? У вас есть какие-нибудь позывные?» Я говорю: «Какие у меня могут быть позывные? Если и были позывные, они давно уже кончились. Нет, я говорю, я не могу этого сделать». — «А у меня, — говорит, — все готово, я могу передать».

А потом мне через некоторое время говорят: «Никакого у него передатчика нет, он просто вас провоцирует». И когда он еще раз ко мне пришел, я ему сказал: «Что же ты, сволочь, купить меня хотел, да? Как тебе не стыдно? Ты же знаешь, что я ничего не могу сделать. Я пленный. А ты что же, хотел на мне заработать что-нибудь?» Плакал, каялся: «Михаил Федорович, знаете, меня все время уговаривают узнать, о чем генерал рассуждает, как?..» В общем, это дело так и кончилось.