Симонов и война

К. М. Там что, заправка самолета?

М. Ф. Да, заправили самолет, полетели. Летим. Смотрю — Москву я хорошо знал — кружимся над Центральным аэродромом. Я говорю: «На Центральный аэродром мы прилетели».

К. М. А в Париже представители французские провожали?

М. Ф. Кто-то был. Но так — лишь бы отправить. Наши из консульства были по репатриации, и от французов был кто-то.

К. М. Там обстановка была нормальная?

М. Ф. Нормальная.

К. М. Смотрите — Москва цела, в общем.

М. Ф. Москва цела. Сели на Центральный аэродром. Уже темнеть начинает. Подрулили к ангарам. Смотрим, никого нет. Я говорю: «Что-то ни родных, ни музыки, ни цветов, нету». Молчат. Все молчат, притихли. Даже Самохин не бросил реплики.

Потом через некоторое время появляется группа офицеров во главе с генералом. Постояли, посмотрели в нашу сторону и ушли. А через некоторое время появились два маленьких допотопных автобуса. Я в жизни таких автобусов не видел. В камуфляже все. И легковые машины.

Подходит офицер. Подали трап. «Иванов, Сидоров, Карпов, Лукин, — называют по фамилии, — выходите». Выходим. Подходит ко мне: «Вы можете идти?» — «Нет, — я говорю, — не могу, мне надо помочь». — «Давайте, я вам помогу». Помог мне сойти. «Садитесь сюда, в легковую машину». Посадили меня в легковую машину вместе с энкаведешниками, и поехали. Спрашиваю: «Куда везете?» — «Вы же Москву знаете, сами видите». Не говорят. Я говорю «Москву-то я знаю, мы едем по улице Горького, а куда дальше-то?» — «А вы увидите».

Москва произвела удручающее впечатление. Камуфляжные дома, народ одет в стеганки и ватники.

Едем. Поднимаемся по — теперь Карла Маркса, а тогда — по Театральному проезду. Я говорю: «На Лубянку?» — «Нет». Повернули мы в сторону Старой площади. Я говорю: «Неужели в ЦК?» А он мне отвечает: «Вам там делать нечего». Поехали по Маросейке. Я говорю: «Значит, в Лефортово везете». А я знал, что Лефортовская тюрьма — это самая страшная тюрьма. Ну, думаю, в Лефортово везут. Смотрю, нет, свернули по направлению к Люберцам, за город поехали. Приехали в деревню Медвежьи Озера, остановились. Они не знают, куда ехать дальше. Сразу — ребятишки, женщины столпились. Наши тоже стали выходить. Куда направиться?.. Свернули налево. Три двухэтажных дома.

К. М. Кто-то в нашей форме, а кто-то в американской по-прежнему?

М. Ф. Все мы одеты в штатское, кто в форме — в американской. Еще нашу форму не надевал никто.

К. М. Драгун же кому-то разрешил?

М. Ф. Не надели, потому что погоны-то нам не присвоены. Все в штатском.

Три двухэтажных дома — это строился новый аэродром — и дома были для начальствующего состава. Вышли из автобусов, построились. Комендант говорит: «Я ваш самый ближайший начальник. Я комендант места, где вы будете жить. Вот вы видели, генерал с группой офицеров подходил, и когда он вас увидел, он разрыдался — в каком вы виде. Он обещал к вам зайти, поговорить с вами».

Забегая вперед, скажу. Проходит месяц, два, три, четыре. Мы коменданта спрашиваем: «Как генерал-то, все еще рыдает или успокоился?»

К. М. Несколько месяцев никакого движения?

М. Ф. Он и не появлялся больше.

«Вот видите, стоит грибок? А там, видите, солдат стоит. Вот дальше этого грибка не ходить. Вот здание, от здания пять шагов, дальше тоже не рекомендуем ходить». И начинает говорить, кто с кем в комнатах будет жить. «Вот столовая, будете в столовую ходить». Без строя, без охраны ходим в столовую. Обыкновенная столовая. Кормят довольно прилично.

А через несколько дней начали вызывать к следователям. Приехали следователи, и начали вызывать.

К. М. Здесь же?

М. Ф. Там комната есть соответствующая.

Я вернусь к Парижу. Думаю, чего же я поеду с немецким протезом? На черта мне нужен немецкий протез? Пусть мне французы протез сделают. Говорят, французы делают очень хорошие протезы. Вызвал я нашего азербайджанца, говорю, чтобы французы сделали мне протез.

Говорит: «Пожалуйста, в два счета сделают». Пошли в мастерскую. Хозяин говорит: «Два месяца». Я говорю, что не могу ждать два месяца, мне нужно быстро сделать протез. Он говорит: «Ладно, сделаем быстро». Приезжаем в назначенное время, протез не сделан. Почему не сделали?

Характерно — манифестации, манифестации, «вива Рус» кричат, а работать некому. Это характерно для французов, они не работают, а все у них манифестации.

К. М. Так что — приехали со старым протезом?

М. Ф. Нет, он мне все же сделал. Сделал довольно приличный протез, весь металлический. Я думал, ему износа не будет, а он все равно сломался у меня. Но я довольно долго ходил на нем, на этом протезе.

А немецкий протез… Однажды проснулся я — нет протеза и брюк нет. Фу ты черт, думаю, неужели уборщица куда-то девала? В ванну проскакал, посмотрел. Нет. Под кровать слазил. Нигде нет. Звоню. Объясняю — протеза нет. Переполох в гостинице. И где нашли? У американского солдата нашли. Под кровать, сволочь, бросил.

К. М. Что, спер?

М. Ф. Спер. Ему не протез нужен был, а что-нибудь от генерала раненого.

К. М. Сувенир.