Симонов и война

И последнее. В известном смысле эти статьи Эренбурга уникальны. Дело в том, что в годы войны по дипломатическим соображениям наша печать почти не выступала по поводу таких вопросов, как затяжка открытия второго фронта и размеры той помощи, которую оказывали нам союзники. Эренбург пишет об этом из статьи в статью с поразительной для того времени прямотой и резкостью — неслучайно у него возникали конфликты с западной прессой (поэтому, кстати, вызывают, по меньшей мере, удивление некоторые места в отзывах рецензентов, которые, по-видимому, хотят, чтобы Эренбург в те годы писал об этом в тех формулировках, которые мы употребляем сейчас, в ряде случаев они просто не улавливают убийственно иронического тона — например, когда Эренбург пишет о «дружественных неточностях» некоторых газет союзников и т. п.). Эти статьи Эренбурга весьма актуальны и потому, что противостоят фальсификаторам истории Второй мировой войны и показывают, что не только сегодня, но и тогда мы отлично понимали, какую «игру» ведут некоторые политические деятели союзнических стран.

А теперь мы вынуждены чуть подробнее остановиться на одном положении рецензентов П. Жилина и Г. Владимирова. Это их главный аргумент против издания сборника. Однако выдвинутое ими положение касается не только данного сборника Эренбурга, но большей части того, что создано нашей литературой в дни войны. В рукописи почти всюду подчеркнуто как «крамольное» слово «немцы» — это, считают рецензенты, может оскорбить наших товарищей в ГДР и наших друзей в ФРГ и осложнить даже наши отношения с этими государствами. Однако правда есть правда, и с нами воевали не фашисты, прибывшие с Марса, а немецкие фашисты, мы сражались с армией, которая не состояла из одних членов национал-социалистической партии. Если следовать требованию, выдвигаемому П. Жилиным и Г. Владимировым, очень многое из того, что было создано в дни войны, заслуженно переиздается и читается сейчас (и во многих случаях переведено на немецкий язык и в ГДР, и в ФРГ), надо просто пустить под нож. И «Наука ненависти» М. Шолохова (там ведь говорится: «Все мы поняли, что имеем дело не с людьми, а какими-то осатаневшими от крови собачьими выродками. Оказалось, что немцы с такой же тщательностью, с какой когда-то делали станки и машины, теперь убивают, насилуют и казнят наших людей».), и «Рассказы Ивана Сударева» А. Толстого («А хорошо бы вот так — тюкать и тюкать колуном по немецким головам, чтобы кололись они, как стеклянные…»), и повесть Б. Горбатова «Алексей Кулиев, боец» («Эх, немец, немец! — произнес он сквозь зубы. — Добрый я. Это ты верно угадал. Ко всякому живому существу добрый я человек. Но только ты мне под руку не попадайся. Эй, не попадайся! К тебе у меня доброты нет».), и очерк А. Платонова «Внутри немца» («Все лучшее, что было когда-то в Германии, теперь от них ушло; то, что не успело уйти, то умерщвлено или обездушено до степени идиотизма. Немецкая земля обеспложена господством тиранов; в ней не осталось сил не только на большое творческое дело, но даже на то, чтобы создать в грамотной форме свою последнюю, предсмертную мечту».), и известную статью В. Вишневского «Говорит советский народ» («Известна методичность немцев. Но кто доподлинно знал, что и в дело истребления они внесли методичность, леденящую сердце».) <…>.

Наши товарищи в ГДР и друзья в ФРГ, которых так боятся обидеть эти рецензенты, постоянно пишут об ответственности немецкого народа, которого гитлеровцы заставили вести страшную и злодейскую войну. Конечно, не может быть огульных обвинений и одинаковой ответственности, главная ответственность за кровавые злодеяния падает на руководителей Третьего рейха, на активных нацистов, но это не снимает ответственности и с тех, кто служил в армии, кто активно поддерживал гитлеровский режим. И нам сегодня нечего «стыдится» своей ненависти к захватчикам, призывов уничтожать захватчиков — они не были антигуманными. И статьи Эренбурга — как и многие другие произведения военных лет, призывающие «убить немца», который пришел на нашу землю как завоеватель с оружием в руках. Это даже специальных разъяснений не требует.

Нельзя согласиться также с тем, что эти же рецензенты считают предосудительным даже упоминания о том, что на стороне гитлеровской Германии против нас воевали Финляндия, Румыния, Венгрия, Словакия — как будто бы это может бросить тень на нынешний строй в этих странах, где, кстати, эта неприглядная страница истории не замалчивается, а получает соответствующую оценку.

И совсем уж невозможно понять, как некоторые места в статьях Эренбурга, где он показывает звериный облик нацистов, расовую теорию «на практике», где цитирует фашистов, с пренебрежением и издевкой говорящих о других народах, даже о своих сателлитах (с. 26, 40, 41, 81, 108, 114, 130), — как эти места могут трактоваться рецензентами как оскорбительные для национального достоинства немцев и этих народов. Особенно поражает, что так трактуются даже те места (с. 217, 160), где Гитлер сравнивается со зверем.