Симор - Введение

Но сначала - вкратце, если удастся, - скажу о второй половине названия: "Введение".

"Введение" похоже на приглашение "Добро пожаловать! в дом. Во всяком случае, в те светлые минуты, когда я смогу заставить себя сесть и по возможности успокоиться, главным героем моего повествования станет мой покойный старший брат, Симор Гласс, который (тут я предпочитаю ограничиться очень кратким псевдонекрологом) в 1948 году покончил с собой на тридцать втором году жизни, отдыхая с женой во Флориде. При жизни он значил очень много для очень многих людей, а для своих многочисленных братьев и сестер - семья же у нас немалая - был, в сущности, всем на свете. Безусловно он был для нас всем - и нашим синим полосатым носорогом, и двояковыпуклым зажигательным стеклом - словом, всем, что нас окружало. Он был и нашим гениальным советчиком, нашей портативной совестью, нашим штурманом. Нашим единственным и непревзойденным поэтом, а так как молчаливостью он никогда не отличался. и более того, целых семь лет, с самого детства, участвовал в радиопрограмме "Умный ребенок", которая транслировались по всей Америке, и о чем только он в ней не распространялся. Потому-то он прослыл среди нас "мистиком", и "оригиналом", и "эксцентриком". И так как я решил сразу взять быка за рога, я с самого начала собираюсь провозгласить - если только можно одновременно и орать, и провозглашать, - что именно он - человек, которого я ближе всего знал, с кем неизменно дружил, чаще всего подходил под классическое определение "МУКТА", как я его понимаю, то есть был подлинным провидцем, богознатцем. Во всяком случае, насколько я понимаю, его нельзя описать в традиционном лаконичном стиле, и мне трудно представить себе, что кто-нибудь, и меньше всего я сам - мог бы рассказать о нем точно и определенно, в один присест или в несколько приемов, будь то за месяц или за год. Первоначально я хотел на этих страницах написать короткий рассказ о Симоре и назвать его "Симор. Часть ПЕРВАЯ", нарочно выделив слово "ПЕРВАЯ" крупными буквами и тем самым поддерживая больше во мне самом, Бадди Глассе, чем в читателе, уверенность, что за "первым" последуют другие (второй, третий, а может быть, и четвертый) рассказы о нем же. Эти планы давно не существуют. Но если они еще живы, а я подозреваю, что при создавшемся положении это вполне вероятно, то прячутся они где-то в подполье, быть может, выжидая, чтобы Я. когда придет охота писать, трижды постучался к ним. В данном же случае я отнюдь не являюсь просто автором небольшого рассказика о моем брате. Скорее всего, я похож на з_а_п_а_с_н_и_к, где полным-полно каких-то пристрастных, еще не распутанных сведений о нем. Думаю, что я главным образом был и остаюсь до сих пор просто рассказчиком, но рассказчиком целеустремленным, кровно заинтересованным. Мне хочется всех перезнакомить, хочется описывать, дарить сувениры, амулеты, хочется открыть бумажник и раздавать фотографии, словом, хочется поступать, как бог на душу положит. Разве тут осмелишься даже близко подойти к чему-то законченному, вроде короткой новеллы? Да в таком материале художники-одиночки, толстячки вроде меня, тонут с головой.

А ведь мне надо рассказать вам массу вещей не всегда приятных. Например, я уже сказал, вернее разгласил, очень многое про моего брата. И вы, безусловно, не могли этого не заметить. Разумеется, вы также заметили - и _о_т _м_е_н_я_ это тоже не ускользнуло, - что все сказанное мной про Симора (а это относится вообще к людям одной с ним крови), было чистейшим панегириком. Тут мне приходится остановиться. Хотя ясно, что я "пришел не хоронит, пришел отрыть", а вернее всего, "хвалить", я тем не менее подозреваю, что тут каким-то образом поставлена на карту честь всех спокойных, бесстрастных рассказчиков. Неужто у Симора _с_о_в_с_е_м_ не было серьезных недостатков, пороков, никаких подлых поступков, о которых можно упомянуть хотя бы мимоходом? Да кто же он был, в конце концов? С_в_я_т_о_й, что ли?