— Всё верно, Чонин. Ты отстранён от работы в отделе. На неопределённый срок. Я сделал всё, что мог, но твоя самовольная отлучка из порта без приказа или разрешения руководства… В общем, это стало последней каплей. Я не смог их убедить, так что… сам видишь. Прости, но тебе надо сдать табельное оружие и удостоверение. Я, конечно…
Чонин молча поднялся, швырнул на стол пистолет и удостоверение, шагнул к двери, но развернулся, нашарил в кармане сложенный листок и тоже отправил на стол. И вымелся вон из кабинета майора Хана, не отреагировав на громкие оклики.
К чёрту! Просто к чёрту! Невозможность делать то, что делать хотелось, его вконец достала, как и постоянное чужое вмешательство в его жизнь. Четыре года как паук под стеклом и ярким светом ламп: врачи, начальство, госслужбы, политики. Надоело. Окончательно и бесповоротно.
О папке он вспомнил только тогда, когда вернулся в школу. Оставил байк у лестницы, прихватил папку и уселся на траве возле школьного сада. Поколебавшись немного, открыл. Читал без спешки, часто возвращаясь к началу и перечитывая заново. В воздухе кружились невесомые лепестки цветков персика. Он пару раз смахивал их со страниц.
Дочитав до конца, Чонин закрыл папку и уронил её на траву. Откинувшись спиной на ствол дерева, прикрыл глаза и слабо улыбнулся. Ожидаемо, но всё равно как удар коленом под дых.
Он достал из кармана телефон и набрал номер Бэкхёна.
— Чонин? — несказанно удивился Бэкхён, ответив на вызов.
Заговорить сразу не получилось, но попытки эдак с седьмой Чонин хриплым и ломким голосом предупредил, что планы изменились, и он заедет за Солли вечером.
— Она беспокоится. Говорит, что с тобой не всё в порядке. И… Тебе же нельзя ещё говорить!
— Считай, что можно. Получается сносно, кажется. — Чонин тронул пальцами горло. Говорить выходило не без труда, но особо неприятных ощущений уже не возникало. — Со мной всё в порядке.
Чонин сунул телефон в карман, подхватил папку и побрёл к школе. Зашёл домой бесшумно, но всё равно нарвался на Ханя — тот как раз переступил порог кухни и удивлённо уставился на него.
— Разве ты не должен быть на дежурстве?
— Меня отстранили.
Чонин обогнул Ханя по дуге, добрался до кабинета и аккуратно положил папку на стол. Дверь за спиной распахнулась.
— Тебе же нельзя говорить до конца месяца!
— Наплевать.
— Чонин… что случилось?
Он всё же обернулся, смерил Ханя долгим взглядом, потом прошёл мимо, бросив на ходу:
— Ничего.
Он не мог оставаться в стенах — задыхался. Выскочил снова на лестницу и сел прямо на ступенях под навесом крыльца. Разумно, потому что на землю хлынул тёплый ливень. Сонаги. Всегда непредсказуемо начинается и быстро заканчивается, повесив в небе радугу.
— Чонин?..
Он устало провёл ладонью по лицу, оттолкнулся руками, чтобы подняться и вновь сесть — на пару ступеней ниже и под дождём. Волосы тут же намокли и тяжёлыми прядями свесились до самых глаз. Тугие струи били по плечам и спине.
— Чонин… — К спине прижалось тёплое. Хань уселся на ступени тоже и крепко обхватил его руками, сжал коленями бока и упёрся подбородком в левое плечо. — Но ведь что-то же случилось — по тебе видно. Чонин…
— Ни к чему. — Чонин повёл плечами, но высвободиться из объятий Ханя так просто не удалось. — Ни к чему… Достаточно просто называть меня объект К, верно? Как четыре года назад.
Хань замер, после крепче обнял его.
— Никто никогда так тебя не называл. Имя я тебе придумал ещё тогда, когда ты спал в биокамере. Объектом К ты был только в отчётах, потому что ни к чему кричать о своих чувствах всему миру, ведь так? Чёрт, в чём ты хочешь меня упрекнуть? В чём — на этот раз?
— Я не упрекал. Это моя жизнь, и я пытаюсь с этим жить. Хотя бы с тем, что для кого-то я просто строчка в отчёте и объект исследования.
— Не для меня. — Хань настойчиво провёл губами по его щеке. — Не для меня, слышишь?
— Не для тебя, — тихо повторил Чонин и снова прикрыл глаза, криво улыбнувшись. — “Но в целом, миссис Линкольн, как вам пьеса?”
— Перестань. Для ребят ты тоже никогда не был объектом К. А если и был, то ровно до того мгновения, когда они увидели тебя — живого и настоящего за стеклом биокамеры. Маленькое чудо, которое никто и никогда не совершал… Поэтому… Поэтому забудь об этом, любовь моя. Просто забудь. Пожалуйста. Чонин… что ты хочешь сейчас? Скажи, и я это сделаю. Что угодно. Ну хочешь… хочешь, я от…
— Спой мне.
— Что? — переспросил после долгой паузы ошарашенный Хань.
— Просто спой мне. Ту песню… Ту, которую… Спой.
Хань послушно запел. Сначала слабым и неуверенным голосом, потом — смелее. Пел негромко и гладил Чонина по голове. Пел, хотя дождь закончился так же внезапно, как и начался. Пел и тогда, когда Чонин умудрился как-то улечься на ступенях, пристроив голову у него на коленях. На смуглом лице блестели прозрачные капли дождя, медленно высыхающие в лучах солнца.
Хань умолк и провёл пальцами по влажным тёмным волосам, убирая их со лба Чонина.
— Иногда я тоже начинаю верить, что остаться в криокамере и там умереть было бы лучшим выходом. Для всех.