«Симпсоны» как философия

3. Зачем нужна Мэгги: Звуки тишины, восток и запад Эрик Бронсон

Никто не принимал во внимание Мэгги Симпсон. Да и с чего бы вдруг? Тень подозрения падала на Смитерса — раболепного поклонника, которым слишком часто пренебрегали. Еще больше можно было подозревать Гомера Симпсона — придурковатого инспектора по безопасности, который однажды в припадке ярости выбросил своего босса из окна. Вообще, это мог быть кто угодно.

Злодей мистер Бернс вынашивал свой самый дьявольский план. Престарелый основатель атомной электростанции додумался погрузить во тьму несчастный город Спрингфилд, поэтому у всех его обитателей были веские причины, чтобы застрелить его. Так что когда прошел слух, будто мистер Бернс оказался в тяжелом состоянии в больнице, всему городу не терпелось узнать, чья это вина (или, скорее, заслуга). Все взрослые вели себя подозрительно, да и алиби у них были сомнительные, а школьники, чуть что, кивали друг на друга. Наконец мистер Бернс поправился и прояснил ситуацию. На курок нажала малютка Мэгги Симпсон, выстрелившая в упор и чуть не убившая старика, пока тот «был опьянен собственной алчностью» (Who Shot Mr. Burns? [129]).

Мэгги Симпсон выстрелила в мистера Бернса. Еще не научившийся ходить ребенок таким образом защитил свой леденец от жадного скряги. Была ли это самооборона или, может быть, несчастный случай? В конце концов, пистолет принадлежал мистеру Бернсу и оказался в руках Мэгги лишь по его собственной неосторожности. Как бы то ни было, двухсерийный эпизод оставляет этот вопрос открытым. Каковы были намерения юного и, казалось бы, невинного дитя? Могла ли девочка сознательно совершить такое преступление? Ответы, а точнее, их отсутствие неутешительны. Когда по экрану бегут титры, нам показывают крупным планом рот Мэгги, сосущий пустышку и не дающий никаких объяснений. Ребенок пытается заговорить, но не может. Кажется, мы никогда не узнаем, почему Мэгги выстрелила в самого влиятельного человека Спрингфилда. Мы никогда не получим искомых ответов, хотя, может статься, молчание — это как раз тот ответ, который нам нужен.

Слабоумная ли Мэгги?

Западный мир давно очарован волшебной силой слова. Ошеломительный успех ток-шоу Опры Уинфри или Джерри Спрингера — только последний и даже не самый великий феномен, свидетельствующий о том, как нам нравится слушать людей, рассказывающих о себе. Чем откровеннее повествование, тем вероятнее возгласы одобрения. Устная речь имеет особую силу и может легко побудить нас к действию. Поэтесса XIX века Эмили Дикинсон писала:

Слово умирает,
Когда его произносят, —
Говорят некоторые.
Я же говорю
Что оно рождается
В этот момент.

Слова могут приобретать новые значения и вызывать целые цепочки мыслей, как только их произносят перед аудиторией.

Почему мы относимся к словам так серьезно? Со времен греческого философа Сократа в западной философии подчеркивалась важность обсуждения и спора как средств достижения высоких истин. Сократ никогда не считал достаточным опровергнуть слабые, плохо обоснованные аргументы. Надобно было тщательно подобрать и как следует произнести слова, чтобы разумное зерно дало крепкие ростки. Сократ часто уподоблял философию музыке за ее способность изменять души слушателей. В «Пире» Платона есть эпизод, происходящий как раз после того, как Сократ завершает яркую речь в защиту чувственной любви. Знаменитый в Древней Греции воин Алкивиад, пришедший на пир без приглашения, обращается к нему: «…разве ты не флейтист? Флейтист, и притом куда более достойный удивления, чем Марсий[49]… только достигаешь того же самого без всяких инструментов, одними речами»[50]. Слова подобны музыке. Продуманные мысли, переданные тщательно подобранными словами, могут растрогать не хуже волнующей симфонии или заводного барабанного ритма.

Мэгги Симпсон не владеет языком и не говорит. В XX веке философы, интересующиеся ролью человечества во Вселенной, вновь обратились к взаимоотношению слов и мыслей. Как мы думаем, если не словами? Людвиг Витгенштейн говорит нам, что «границы моего языка означают границы моего мира» («Логико-философский трактат». 5, 6). Мысли тех, кому повезло свободно говорить, неизменно связаны со словами. Что мне съесть на завтрак? Пойти ли мне сегодня на занятия? Почему этот человек ведет себя как придурок? Подобные вопросы постоянно задаются, обсуждаются и обдумываются. Посредством внутренних дискуссий мы приходим к неким решениям. Я не стану завтракать и пойду на занятия. Раз этот тип такой придурок, я не стану тратить на него время. Наконец, мы готовы воплощать решения в жизнь. Похоже, что весь наш мыслительный процесс тесно связан с нескончаемым потоком слов.