Симптом страха

Ленка насыщала Глеба, словно булку изюмом, пространными деталями, частными мелочами и прочими ненужными подробностями. Глебу было скучно. Но уже в кафе, налопотавшись всласть о новой должности, но не истребив желания болтать, девушка вдруг скатилась в пограничные материи беседы и поведала Иванголову любопытное. Она рассказала то, что видела в Изборцах Нэнси: про кости и старинную книгу. Всё это, в самом деле, заслуживало внимания, но стало вовсе «не оторваться», когда Ленка, не способная остановиться, начала рассусоливать взахлёб про «крышечное сходбище», про репетицию сорванной теперь уж днюхи. Ленку несло дальше и звучали слова-уколы, слова-тычки: конспирация, подпольное издательство, цензура, транслитруверианцы…

Быстротечные воспоминания дня вчерашнего прервал коренастый субъект, почти сразу угодивший в зону оттренированного периферического зрения. Глеб качнул головой, изучив выслеживающим взглядом траекторию движения немолодого, плешивеющего мужика. Субъект нервно и стремительно сжирал наикратчайшим путём расстояние от поста охраны до стоянки. До Глеба он уже не добегал, а добредал с частой одышкой. Рубашка сползла с его плеча, открыв бледную, в пигментных пятнах кожу.

— Ро-о-дной! — заокал он на поволжский манер, одновременно производя глазными белками озадаченное и напряжённое вращение. — Ты кто тако-о-й, ты чо-о тут трёшься?

— Цыц, дядька! Не шуми. Я свою науку знаю. — Глеб с угрюмой точностью растасовал краснокрылое свидетельство своих полномочий, но это — к его удивлению — не утихомирило бдительного чоповца.

— Чо-о ты тычешь ксивником в лицо-о? Про-о частную собственность слыхал чо-о-нить?

Глеб ухмыльнулся, но сдержал себя от комментария. Он постарался лаской усыпить бдительность архаровца.

— Дядька, легче. Ну, знаком я с владельцем шарабана. — Он со значением опёрся сжатым кулаком на покатый «фордовский» капот.

— Кентуешься с ним? — насторожился тот, знавший Саву по регулярным займам под «беленький» процент. Такса была простой: один пузырь — до аванса, два — до зарплаты, три — до премиальных квартальных. Кредит доверия каждый выдавал по своим меркам.

Стараясь не спугнуть лишним или неосторожным словом, Глеб, не убирая раскрытого удостоверения, свободной рукой утонул в вислом кармане кофты, оттопырив его до невозможности, извлёк из вязаных нутрей портмоне, с хрустом разломил и показал вложенный под прозрачную обложку чёрно-белый снимок. Архаровец недоверчиво всмотрелся в фотокарточку. На неестественно контрастном отпечатке, с явными завалами по свету, была изображена сидящая вполоборота молодая женщина в светло-сером платье с короткой кружевной оборкой от пояса до бёдер. Её длинные, сложенные лодочкой ладони покоились на закруглённом гребешке открытой спинки стула. В аккуратном порядке над взгорьем узловатых пальцев, едва касаясь, скользил подбородок.

— Кентоваться — не кентуюсь, но вот она, — Глеб постучал пальцем по лакированному отпечатку, — его знает, а я — знаю её. Вчера в районе полудня я привозил её на это место.

Архаровец задумался, приложив к блестящему, нахмуренному лбу несколько пальцев правой руки.

— Я помню её. Она спрашивала у меня дорогу.

— Дядька, мне покажешь?

Глеб перехватил взгляд охранника на портмоне — и всё понял. Потянул за край, вытянул из среднего отдела купюру. Без лишних запинок, без ненужной канители тот благосклонно принял денежный знак в свой грудной карман. Глеб нетерпеливо облизал губы, однако тот сделал жест — жди! — и скрылся в полосатой будке.

Развязно ветерок накидывал навязчивые запахи мокрой земли, бетона. Отдалённые печальные звуки лязга металла вязкой нудью монотонности засасывали в спячку. Глеб прислонился к крылу «форда», заложив тугим кренделем жилистые руки, зябко ёжился. Он прикрыл глаза, пытаясь концентрировать ощущения на тонких уколах холодящего ментола, сыплющего на темя с неба. Кажется, на какой-то миг он задремал, потому что позволил к себе приблизить постороннего. Такие вещи он безошибочно всегда угадывал: чувствовал каким-то шестым чувством любое чужое присутствие. Но не в этот раз. Со спины донёсся деликатный кашель. Глеб резко обернулся: под пухлым козырьком тёплой вязаной шапочки на него смотрели мутнеющие в болезненной блёклости табачно-зелёные глаза. Шею, закинув свободный конец за спину, незнакомец прятал под шарф из толстой шерсти. При неровном и частом дыхании бледные губы его и подбородок с ямочкой ныряли под ворсистый гребень. На безымянном пухлом пальце глубоко врастал в фалангу ободок жёлтого кольца. С лёгкой брезгливостью он тянул к Глебу руку.

— Савелий? — Глеб принял рукопожатие.

Незнакомец подавил улыбку и виновато развёл руками: мол, не угадали. Он не назвал имени, вместо этого предложил спрятаться где-нибудь от дождя и поговорить. Иванголов кивком головы пригласил в свою машину, решив до поры до времени повременить с расспросами. Он встретился глазами с охранником в будке, который долгим взглядом провожал их.

— Кто вы? — наконец решился на вопрос Глеб, приютив незнакомца в салоне своего автомобиля.