Симптомы Бессмертия

– Да-да, все правильно. Когда-то считали меня лучшим. Уважали. До тех пор, пока не посмел сказать слово поперек.

– Ну, тогда вам, должно быть, далеко за сотню?

– Сто семьдесят пять, если быть точным, – не моргнув глазом, поправил дед.

– Интересно получается, – кривая ухмылка поселилась на губах помимо воли, – Предводитель доноров не только сам не донор. Но и – кто бы мог подумать? – долгоживущий! Попахивает абсурдом, не находите?

– Пути господни неисповедимы, – философски заметил старик, – Не торопись судить, парень, пока не видишь всей картины. К тому же, времена моей долгой жизни в прошлом. Скоро я умру, как и надлежит любому человеку. Для всего есть свое время. Для молодости. Для жизни. И даже для смерти.

Он замолчал, словно ожидая ответной реплики. Хитрый проницательный взгляд буквально ощупывал каждый сантиметр моей персоны. Не слишком приятное ощущение. Впрочем, мне не привыкать. И молчать я тоже умею. Во всяком случае, помогать Брунелю прервать молчание не собирался.

– Майк, что ты знаешь о долгоживущих? – спросил дед, наигравшись в гляделки.

Тут он, признаюсь, меня удивил. Зашел с неожиданной стороны.

– То же, что и все, – фыркнул в ответ, – Общедоступные данные.

– А слышал ли ты, что на заре своего появления долгоживущие были вне закона? – ехидно ухмыльнулся старик, – И довольно долгое время! Общество сопротивлялось… как сопротивляется всему новому.

Настала моя очередь прожигать собеседника взглядом. Дед только еще больше разулыбался.

– Нет, мальчик, я не застал те времена, родился гораздо позже. Но наслышан, наслышан… от очевидцев. Были люди в то время! Первых лонгеров чуть ли не за чудовищ считали. Едва не линчевали. А знаешь, чем все кончилось?

– Чем?

– Правлением старины Рузвельта. Он ведь в те годы был на пике своего президентства. Чего, конечно, не скажешь о здоровье – едва за жизнь цеплялся. И вот, представляешь – в один день выходит к журналистам, словно заново родившись! Молодой, свежий, энергичный, пышущий энтузиазмом! Со всем накопленным опытом и интеллектом! Ох и задал он тогда трепку Советам! – дед задумчиво посмаковал воспоминания, – И тут – как плотину прорвало. Все лидеры мировых держав один за другим использовали имплементатор. Потому что стало ясно – работает. И за ним – будущее!

– А люди?

– Что люди? – удивленно переспросил Брунель, – Едва за дело взялись политики да богатеи, как процедуру тотчас легализовали. Обосновали со всех сторон: и морально, и религиозно, и рационально. А уж законодательно так оформили – не подкопаешься! А противников заткнули со всей жестокостью, будто и не было их.

– Впервые слышу о подобном.

– Еще бы, парень! Кто же в здравом уме захочет распространять такой компромат? Тем более, что наиболее влиятельные участники тех событий до сих пор живут и здравствуют. Об этом в учебниках не напишут… Вернее, нет уж тех учебников. Честные Бунты и Великое Успокоение – будто и не было ничего.

– Хотите сказать…

– Да не хочу, а так прямо и говорю: вымарано, вычищено! Историю пишут победители, Майк. Вот они ее и переписали. Так, как самим выгодно.

Брунель расхохотался стариковским кашляющим смехом, напоминающим воронье карканье. Я в услышанном ничего смешного не увидел.

– Знаешь, что самое забавное, Майк? – отдышавшись, продолжил дед, – Они же сами себе создали ад. Причем здесь, на земле. Вечный страх смерти, патологическая боязнь несчастных случаев. Представляешь? Если жизнь не ограничена по времени? И умереть ты можешь только насильственной смертью или в катастрофе?

На минуту замолчав, старик наполнил стакан из графина и напился. Струйка воды нечаянно стекла по подбородку, словно слюна у припадочного.

– А выгорание? Не слыхал о таком? – Брунель опять пошел в наступление, – Говорят, к двумстам годам до десяти процентов долгоживущих кукухой повреждаются. В той или иной степени. Не по медицинским показаниям, нет – с этим, как раз, все в порядке. Просто от скуки. От того, что надоедает видеть одно и то же год за годом. Постоянный эмоциональный и сенсорный голод. Как результат – апатия, депрессия, моральное разложение и угасание.

– Не верю, – покачал головой.

– Ты молодой, тебе не понять, – хихикнул дед, – А между тем, к тремстам доля свихнувшихся доходит до двадцати пяти процентов. Многовато, не находишь? А что дальше? Пес его знает! Более поздней статистики, сам понимаешь, не много.

– И конечно власти скрывают, – я вложил во фразу весь имеющийся сарказм.

– Само собой, – старик и глазом не моргнул, – Они-то же не дураки!

– Ну-ну…

– Ба! Фома неверующий! – Брунель в сердцах хлопнул себя по худым ляжкам, – Да за примерами и ходить далеко не нужно. Не подскажешь, где наш великий Альберт Эйнштейн, спасением которого так гордятся пропагандисты?

– В Австрии, вероятно?

– Ага! Только вот последние полста лет его держат на жестких антидепрессантах. А на публику выпускают, только вколов дозу веселящего алкалоида. Как тебе такой «гений»?

– Трудно сказать. Я не слежу за наукой.