Симптомы счастья (сборник)

У нее щипало в носу, глаза наливались тяжелыми слезами, ребенок метался в животе, она его боялась. И плакала от страха, от панического ужаса! Господи! Что будет с ней, что она будет делать с ребенком? Она не любит детей, у нее была истерика на практике в школе, ей никогда не доверяют детские мероприятия на работе! Рожать очень больно, в комнате нет места для кроватки! Да мало ли еще причин! Сейчас он ее пожалеет, успокоит, а потом все равно исчезнет и оставит ее один на один с этим ужасным живым животом! Ему-то хорошо, его чудовища уже взрослые – восьмой и шестой класс, тем более что ими занимается жена, а Люсиным животом кто будет заниматься? Мама?

Маме Вадик понравился: «Очень приятный мужчина!» Этим титулом в ее жизни владели Ритин и Наташин мужья и еще один архивный старичок. Вадик подарил маме цветы, он беседовал с ней о ситуации в архивном деле и современной литературе, он поцеловал ей руку. Он остался «очень приятным», даже когда Люся сообщила, что у него есть семья. Да уж! Такой замечательный! Сделал Люсе ребеночка, как будто она горбатая или живет в лепрозории и не может себе найти свободного и за него выйти! Вот найди и выйди!

Они с мамой не ругались, просто мама волновалась, и Люся волновалась. Вначале у нее был токсикоз, а один раз вдруг заболел еще маленький тогда живот, потом, уже в декрете, стали отекать ноги и лицо. Оба раза она послушно пугалась, собирала вещи и ехала в больницу. Больше всего она боялась, что ей будут что-то делать болезненное. Гинекологическое кресло вызывало потный ужас, в памяти всплывали жуткие рассказы про погибших эмбрионов, которых вытаскивали по кусочкам, и еще неприятное слово «чистка». Но все обошлось, живот перестал болеть, отеки согнали таблетками, ребенок жил себе и жил в животе своей собственной необратимой и серьезной жизнью. И вот он теперь – пожалуйста. Вместо живота. Сосет, причмокивая крошечными яркими губками. Нижняя оттопырена. Волосики мягкие, как пушок. Сегодня взгляд хитрый, озорной. Люся вдруг поняла, что он красавец! Такой хорошенький, ее сынок, просто чудо!

«Мама! Кефира больше не приноси, и колбасы не надо, скоро уж домой. Детская врачиха говорит, что много белковой пищи в сутки нельзя, может быть диатез. У нас у одной девочки в палате у ребенка все лицо в пятнах и корочках. Ей позволяют есть только овсяную кашу без сахара и капусту!! Журнал не дочитала еще, мне кажется, какая-то белиберда. Как ты там? Как ты поставила? Надо, как мы раньше хотели, а то остается очень мало места. Я тебя прошу не обсуждать ничего с Вадиком! И не бери у него больше денег! Он нам никто. Очень болит грудь. Вчера акушерка мне расцедила. Я чуть не померла от боли, но молоко идет теперь. Сегодня скажут, что принести на выписку.

У ребенка вроде все в порядке. Он такой симпатяга, мам. Игорь? Гошка.

Приходи завтра часов в 10? Люся».

Ну вот, Люся немного ожила, а то все записки из трех слов на обороте «Сорокина Людмила, 4 палата». Пусть потерпит, поцедится, а то живет как оранжерейный цветочек. Любая ссадина и ранка с детства приводили Люсю в ужас, каждые месячные она брала отгул и возлежала на кровати как чахоточная царевна – бледная и страдающая.

Тамару Викторовну всему учила Рита – как и в чем стирать пеленки, из чего делать подгузники, какие надо бутылочки. Про грудь тоже она объяснила, а то первое время Люся никак не могла научиться есть. Вообще Рита была самым верным помощником на протяжении многих лет, да и сейчас, пожалуй. Помогала, как могла, совершенно бескорыстно, задушевные разговоры они вели редко – некогда было, но случись чего – сразу стучали в соседнюю дверь. Конечно, Тамара больше стучала. Рита и на свадьбе оказалась ее единственной родственницей, да Наташка свидетельницей, да две девушки из архива, никаких бабушек до десятого колена и пьяненьких дядюшек.