Симулякр

– Это вы о чём, Адольф Михайлович? – сосредоточился я, немного уязвлённый таким замечанием. Хотелось несколько большей оценки моего личного вклада в предстоящую победу над уродами. Хотя бы на первых порах.

– А о том, друг мой Капутин, что чем больше страшного для людей натворишь, тем самому же потом проще будет ими управлять. Такой у природы закон. Только не у той, где цветочки да хорёчки разные, а у нашей, человечьей.

Сопротивления не было, никакого. По команде Мякишева танковая колонна синхронно развернула орудия в сторону телецентра, после чего два взвода автоматчиков спокойно прошли внутрь и прямиком направились в аппаратную информационной студии Первого канала. Мы шли следом. По пути Мякишев, шевеля припухающими от волнения губами, долбил мой текст: сам же я в это время уже прикидывал дальнейшее развитие событий. Главным всё ещё оставалось нейтрализовать Галкина или же убедиться в его окончательной преданности. И куда-то деть арестованную нами власть: то ли заточить до лучших времён, то ли сразу расстрелять по-тихой, списав на особое положение дел по спасению Родины. Ну и разобраться с бывшими заточенцами – другой веткой власти, которую требовалось теперь обойти культурно, но жёстко. Я понимал, что наилучший вариант в предлагаемых обстоятельствах это ещё через пару часов объявить народу, что к власти пришли военные из патриотов. То есть мы с Мякишевым и всей армией под его началом.

Ещё через пятнадцать минут всё было готово для внепланового эфира экстренной важности. После этого вещание было прервано, и крупный план Адольфа Мякишева, в полном генерал-полковничьем облачении и танкистском шлеме на месте привычной фуражки зачитал народу Руси, великой и неделимой, сочинённый мною текст. С той самой бумажки, которая, будучи помещённая в объёмную золотую раму, висит теперь рядом с ещё одной такой же на видном месте в Георгиевском зале Кремля. Точно так всё, наверно, происходило бы во времена какой-нибудь Французской революции. Или при Минине и Пожарском. Не говоря уж про какую-нибудь там мутную столетнюю войну Алых и Белых роз. Смута она и есть смута. И Родина – всегда тоже Родина: была и навсегда ею останется, хоть ты тресни – чего ж вы хотели?

6.

Когда пришёл срок, они прибыли как всегда, без предупреждения. Сделали укол, после чего переместили меня на каталку и повезли в неизвестном направлении. Как ехали и куда приехали, не запомнил. Знаю лишь, что когда открыл глаза, был вполне при сознании. Разве что чуть-чуть ощущал сухость во рту и ещё как-то непривычно тянуло в правом боку.

– Вот и прекрасно, Гарри Львович, – произнёс приятный голос. Мы находились в той же процедурной, где надо мной измывались прошлые костоломы.

– Это вы меня резали? – спросил я, разлепив губы.

– Точней сказать, делал пересадку, – улыбнулся он. Ему было под полтинник, и он явно не был похож на всех предыдущих. Во всяком случае, не обращался ко мне «уважаемый».

– И что теперь, доктор? – спросил я. – Как дальше жить буду?

– Ну насчёт этого особенно не беспокойтесь. Уверен, в вашем случае обойдётся без отторжения.

– Так вы мне одну вставили или всё же обе? – побормотал я, вспомнив вдруг свои прошлые страхи насчёт всяких экспериментов.

– Ну что-о вы, миленький, что-о-о вы, право дело, – успокоительно протянул голосом врач, – одну, разумеется, всего одну почку вам и поменяли. Врастить вторую туда, где её давно нет, дело крайне опасное. А в вашем случае, насколько мне известно, риск не допустим вообще никакой. Только в крайнем варианте – если нечто экстраординарное будет иметь место. Слишком дороги вы нам, Гарри Львович, вы же в своём роде уникум – по всем параметрам практически идеально соответствуете главной задаче. А за здоровье не беспокойтесь – имунку сначала опустим, потом поднимем как следует, а пока стероиды покушаете, всё необходимое у нас, как вы понимаете, имеется, самое лучшее: швейцарские препараты, израильское оборудование, шведский инструментарий. – Он мягко, по-айболитовски улыбнулся. – Ну и диеточка, разумеется. Неделька – другая, и по нашей части вы в полной готовности.

– В готовности для чего? – в очередной раз не понял я, – мне постоянно твердят о какой-то сверхзадаче. Намекают, пульсы щупают, уши выворачивают наизнанку. А в курс дела так и не ввели. А я, честно говоря, устал гадать – то ли в разведку забрасывают, то в космос готовят, то ли предсмертные желания пытаются упредить. Долго мне ещё так, доктор?

– Сразу после вмешательства, – пожал он плечами, – насколько я в курсе, вам ещё предстоит косметическая хирургия и небольшая коррекция связок. – Он поднялся и прощально кивнул, – Завтра потихоньку начнёте вставать, Упырёв пришлёт брата, тот будет помогать.

– А сестричек у вас совсем нету, – я в надежде посмотрел на него, – вообще никаких, даже завалящих? Могли бы вообще-то позаботиться, раз уж я так вам всем соответствую.

Хирург внимательно посмотрел на меня и внезапно захохотал. Смелся долго и заливисто.